Роман Дудинцева обсуждался писательскими организациями и в других регионах. Итоговая статья опубликована «Литературной газетой» 29 декабря под заголовком «На партийных собраниях писателей»[65].
Выступавшие там фактически цитировали друг друга. И, конечно, воспроизводили инвективы, уже опубликованные «Литературной газетой». Так, постулировалось, что отдельные «творческие работники, в частности литераторы, под видом борьбы с культом личности проявляют подчас нигилистические настроения, пытаются перечеркнуть достижения советской литературы и искусства, высказывают ошибочные суждения о методе социалистического реализма».
Даже в конце 1956 года это весьма серьезное обвинение». Ну а далее – вывод: «Советские писатели должны быть особенно стойкими и зоркими в борьбе обывательщиной, активно бороться за претворение в жизнь решений XX съезда КПСС. В нынешней сложной и напряжённой международной обстановке, когда реакция пытается перейти в наступление против сил мира и социализма, писатели-коммунисты считают своим первейшим делом повышение революционной бдительности, создание произведений, в которых правдиво, без лакировки и в то же время без дёгтя показывались бы жизнь и борьба советских людей за торжество коммунизма».
Резкое изменение тональности отзывов о романе – результат новых указаний, поступивших из ЦК КПСС. О причине упоминали редко, но она всегда подразумевалась.
На исходе октября 1956 года в Будапеште – восстание. Как известно, просталинский венгерский режим, копировавший «московские процессы», разваливался, местная служба государственной безопасности вызывала у многих ненависть. И хотя большинство населения столицы не присоединилось к вооруженным акциям повстанцев, 1 ноября началось массовое вторжение советских войск. Сопротивление было подавлено. Буквально – танками.
Пресекались акции протеста и в других европейских странах, контролируемых СССР. Ситуация была критической.
Официальной пропагандой это привычно интерпретировалось как результат интриг, приведших к возрождению фашизма в Венгрии. Ответственность возлагалась на ЦРУ. Аргументация была традиционной, знакомой еще с начала 1950-х годов. Писатели, выступавшие на партийных собраниях, утверждали, что «реакция пытается перейти в наступление против сил мира и социализма».
Но и большинство выступавших знало, что дело не только в интригах ЦРУ. Другая причина была вполне очевидна. После смерти Сталина обозначился идеологический кризис, потому и политический оказался неизбежным.
Кризис идеологии сталинские преемники отчасти компенсировали, изменив некоторые пропагандистские установки. Но деактуализация одних провоцировала критическое осмысление прочих. Это грозило разрушением всей идеологической