– Такими вещами не шутят, Губский, – отрезал Дроботун.
– Тогда кто он, товарищ майор? Большой деятель от НПФ?
Дроботун сквасил серую мину едва прикрытого неприятия всех и всяческих деятелей.
– Формально – нет. Руководил энским филиалом концерна «Муромец». Головная контора – в Москве, отделения – по всей необъятной. Официально подчинялся совету директоров, но фактически… сам понимаешь.
Понимать, собственно, было нечего. Верхушка национал-патриотов контролировала любую активность. А что касаемо огромного концерна, раскинувшего щупальца по всей стране, – тут и говорить нечего. Несомненно, приказ расследовать гибель Кравцова (как бы ни отнекивался Дроботун) спустили не откуда-то сбоку, а из самого логова – из обкома НПФ. Хотя из этого вовсе и не явствует, что его прихлопнул… не фронт.
– При необходимости привлекай Козлякина. Но не усердствуй. У Козлякина своя гора.
– Можно идти, товарищ майор?
– Можно. Иди. Нет, постой. – Губский замер на пороге. Дроботун ожесточенно кусал губы. Не то рожал мысль, не то, наоборот, гнал прочь. – Хочу предупредить тебя по-отечески, Губский. Хотя сынок из тебя, прямо скажем… – Майор сипло кашлянул. – Хреновый. Так вот. Дело гадкое. Не зарывайся. Веди себя поосторожнее. Разрази меня гонорея, Губский, если это дело не будет контролироваться там, – исписанный чернилами палец показал в потолок, намекая определенно не на Бога. – И не забывай о таких дополнительных прелестях, как, например, параллельное расследование. Мне сдается, оно будет. Потому что… гадкое дело. Ну все, ступай.
Возможно, Дроботун и не лукавил, намекая однажды, что его кабинет не прослушивается.
Похожий на кощея Пещерник – второй сосед по отделу – и необхватный Козлякин пили из плоской бутылочки. Трофей с дачи Кравцова, догадался Лева. Не зря он там по дому бродил, проворачивая «следственные мероприятия». Бутылку прикрыли папкой с делом номер 18585 об ограблении инкассатора, но у Губского был глаз набит.
– И мне капелюшку, – распорядился он.
Пещерник с кислой миной плеснул в захватанный стакан. Губский выпил. Легче не стало, но от приобщения к коллективному разуму в груди стало как-то бодрить.
– О чем болтаем на групповщинку? – поинтересовался он, заедая дозу хлебным мякишем.
– О жизни, – икнул толстяк.
– О гармонии, – добавил кощей.
– Надеюсь, не о людских слабостях? – предположил Губский. – Нельзя же напрягаться в рабочее время.
Толстяк кивнул:
– Конечно.
– Жена вчера паек получила, – ни к селу ни к городу загнул Пещерник. Подумал и в полном соответствии с правилом правой руки потянулся к бутылке. На безымянной костяшке мерцало въевшееся в кожу обручальное кольцо.
– А мы Светкин уже уломали, – вспомнил Губский.
– Я не о том. Не хлебом, как говорится, единым. Я ради хохмы пересчитал. Две водяры, гречка, сечка, ячка, фарш из бумаги… Весь кошачий