Где иван-чай и васильки.
Их цвет небес, глубокий синий,
Напомнит прошлые деньки…
Там одуванчик мой любимый,
Чей желтый цвет и меда вкус,
Не сможет видеть лишь ленивый.
К утру стоит, в пуху весь куст.
Стоит в цветах моя Россия,
В лугах, садах и в городах.
Ну что-же может быть красивей,
Чем просто Родина в цветах?
Ангел
Инквизицией плененный,
Заточенный в кандалы,
Рядом стражник. Отрешенный
Пленник плелся весь в пыли.
Люди падали в колени
И крестились на земле.
Страшен был лицом тот пленник,
Шрам глубокий на челе.
Во дерюге сальной, рваной,
В волдырях, как прокажен,
На боку зияла рана,
На главе был капюшон…
В монастырь, как на забаву,
Как зверушку на цепи,
Покуражиться на славу,
«Прокаженного» вели.
Издан был указ в то время,
Всех горбатых и кривых,
Отловить и сжечь как бремя,
Что-б не видеть больше их…
Этот был последний вроде,
Долго бегал по горам.
Отловили на дороге,
Пробирался ко дворам…
Пропадала там скотина,
Может зверь, а может нет.
Вот поймали, образина
Понесет за все ответ…
Собралась толпа большая,
В монастырском, во дворе.
Ждут когда там порешают,
Дать оценку о вине.
Порешили сжечь юрода,
Приковали ко двору.
Полетели из народа
Камни в голову ему…
Палки быстро натаскали,
Разожгли костер вокруг,
Спицы в ноги навтыкали,
Что-б не смог сбежать он вдруг.
Запылало костровище,
Пламя свечкой до небес.
Вдруг донесся из кострища
Стон, что был как глас с небес…
Хлынул дождь на грешну землю
И потоками залил,
Тот костер, они не внемли,
Кем-же тот юродив был…
С треском лопнула одежда
И на суд людей вокруг,
Распахнулись белоснежно,
Крылья ангеловы вдруг.
Под дерюгой он скрывал их,
Что-б не знали кто был он.
Шел к горбатым, он искал их,
Что-б помочь обресть свой дом…
Громогласным гласом трубным
Ангел к небу вдруг воззвал: —
Для чего мне эта служба,
Ты зачем меня послал?
Где те люди, что спасеньем,
Вознуждались от тебя?
Как найти их, как теперь я,
Помогу найти тебя?
Ведь те люди, что ты создал,
Убивают все вокруг.
Если кто-то не опознан,
Значит он твой враг, не друг…
Что ты создал, что за звери?
Не похожи на тебя!
Ты сказал что в людей веришь.
Только верят-ли