Очевидно, что менявшееся соотношение сил, возникавшее из дипломатических и военных столкновений Наполеона с другими государствами Европы, ставило Марию Павловну и в переносном, и в самом прямом смысле, между фронтами, заставляя ее выполнять самые противоречивые роли: супруги, будущей герцогини Саксен-Веймарской, послушной сестры русского царя, противницы Наполеона, наконец, русской патриотки (в переписке ее этого времени слова «Patriote russe» встречаются постоянно). И потому, несмотря на, казалось бы, идеальный вариант собственного брака, когда в 1807 г. в императорской семье встал вопрос о том, чтобы выдать ее младшую сестру Екатерину Павловну за немецкого принца, Мария Павловна всеми силами отговаривает от этой идеи мать, утверждая, что если «война разгорится с новой силой», Катерина будет «столь же несчастной», как и она сама. «Ужасно, – пишет она, – быть вынужденной выбирать между старой и новой родиной», и добавляет, что если она сама и сумела сохранить домашнее счастье, то только «благодаря цельному и исключительно доброму характеру принца», чья семья также к ней очень хорошо относится[110].
Новым испытанием стала Эрфуртская встреча 1808 г. То, что она должна была происходить в Эрфурте – крепости, находившейся тогда в руках у французов, – и то, что Александр должен был там ночевать, словно «находясь в гостях у Наполеона», Мария Павловна, так же как и Карл Август и Луиза, рассматривала «как еще большее унижение». Поэтому она просит Марию Федоровну убедить Александра по крайней мере расположиться квартирой в Веймаре[111]. И дабы самой не присутствовать при этом – как она считала – позорном событии, она решает после рождения дочери Марии – оставив на этот раз в Веймаре и мужа, и новорожденную дочь – наконец отправиться в Россию, где остается на целый год, и возвращается обратно лишь в июле 1809 г. Александр же в это время из Веймара и Эрфурта сообщает ей в письмах, пока еще не позволяющих догадаться о нарастающем между ним и сестрой напряжении, о здоровье дочери, мужа, герцога и герцогини. Когда же Мария Павловна покидает Петербург, Мария Федоровна вверяет ей письмо, адресованное прусской королеве Луизе, в котором, кажется, оценивает складывающуюся ситуацию более трезво, чем сын: «Чего бояться? На что надеяться? Будущее подернуто словно густым туманом; но как страшно видеть, что побеждает тот, все трофеи которого зиждутся на одном горе народов. Моя дорогая Мария покидает нас в этих обстоятельствах, что заставляет истекать кровью мое сердце. Судьба Германии столь неопределённа, что ее пребывание в Веймаре в этих обстоятельствах внушает мне тысячи опасений: Вы понимаете,