– Заткнись! – оборвал его мужчина в шапочке, внимательно разглядывающий Воробьева. – Пушку-то верни, малый.
Панкрат разрядил револьвер, молча бросил его в катер.
– Мы тебя найдем, – пообещал пожилой.
Панкрат потемнел.
– Я постараюсь найти вас сам. Человек я мирный, но всегда готов ответить соответственно. Если со мной разговаривают уважительно, я понимаю, если с помощью кулака и пули, я сатанею. Этот остров не является чьей-то частной собственностью, а если является – предъявите подтверждение. Мы бы тут же ушли.
– Откуда ты такой взялся, законник? – усмехнулся пожилой.
– Специально выписали, чтобы отрезвлять таких, как вы, – усмехнулся в ответ Панкрат.
Катер затарахтел мотором, сдал назад, развернулся и ушел за мыс. Лида и Панкрат смотрели на озеро и прислушивались к затихающему треску, пока не стало тихо. Глянули друг на друга, на детей, которые, весело лепеча, как ни в чем не бывало возились в лодке. Выстрел их ничуть не испугал.
– Кто это был? – тихо спросила Лида.
– Фиг их знает! – покачал головой Панкрат. – Вероятнее всего, местные рэкетиры, контролирующие туристский бизнес. Я тебе рассказывал случай с директором турбазы.
– Поехали домой.
Панкрат обнял жену, поцеловал в нос.
– Они больше не сунутся. Где ты научилась стрелять?
– Или я не в лесах родилась? – через силу улыбнулась женщина. – Еще среди моих детских игрушек были патроны и гранаты, найденные на местах боев и разряженные отцом.
– Воин ты мой курносый…
Полноценного отдыха в тот день так и не получилось. Лида боялась за детей, и через час они уплыли с острова на западный берег Селигера, за Америку, как называли северный «деревянный» район Осташкова, где стоял и дом Воробьевых.
Второй раз чашу терпения Воробьева переполнили слезы старушки на центральном городском рынке.
Он с Лидой приехал туда пораньше, чтобы купить овощей, картофеля и фруктов для детей, и сразу обратил внимание на двух нагловатого вида парней, обходивших торговые ряды. Они подходили к продавцам, что-то говорили, и те торопливо совали парням какие-то свертки и деньги. Панкрат понял, что это представители «хозяина», контролирующего рынок, которые собирают дань со всех торгующих, невзирая на их пол, возраст, а также на вид продукции. В принципе, ничего диковинного в этом не было. Воробьев отлично знал, что практически все рынки во всех городах России поделены между мафиозными группировками, и вмешиваться в «работу» сборщиков дани не собирался, однако его взгляд вдруг зацепился за лицо старушки в крайнем ряду, и у Панкрата екнуло сердце. Старушка была седая, сморщенная, сухонькая и маленькая, про таких говорят – божий одуванчик, и по ее лицу непрерывно текли слезы. Панкрат посмотрел в ее выцветшие прозрачно-голубоватые глаза и прочитал в них такую тоску и безнадежную покорность судьбе, что невольно подошел.
– Что случилось, бабушка? – участливо