– Вы, трое, идите погуляйте, у нас разговор будет.
– А ты что за командир? – заерепенился боец Вукатов. – Говори при всех, мы тоже отделение, дело у нас общее.
Серый посмотрел на него своим особым, пронизывающим взглядом, угрожающе сказал:
– Иди, гуляй, тебе говорят, много будешь знать, до старости не доживешь.
И боец сник, бурча и ругаясь, вышел, за ним и двое других.
– Слыхали, – спросил Серый. – Завтра всех побьют! Значит, надо когти рвать сегодня.
Боров невольно упрекнул:
– Чего же ты вчера молчал, когда в лесу ночевали? И оружие уже на руках было.
Волков опять сказал ту же загадочную фразу:
– Товарища Эренбурга надо читать, – и достал из нагрудного кармана аккуратно сложенную вырезку из газеты. – Здесь написано: немцы с радостью принимают уголовников – старостами и даже бургомистрами их назначают. Зачем нам в свой тыл идти и шею подставлять? За дезертирство с оружием в руках расстреляют в двадцать четыре часа. Понял? Из фронтовой зоны даже с оружием вырваться очень трудно. А тут вот она, воля, – несколько сот метров, и привет вашим советским законам! И еще с радостью примут. Чего же нам еще надо?
Шайка молчала, такого поворота в судьбе, наверное, никто не предполагал. Ромашкин онемел – это же измена Родине! Ему, хоть и бывшему, но военному сдаваться врагу?! «Да лучше пусть Серый здесь, в своей траншее пристрелит. И потом, почему он меня пристрелит? У меня теперь тоже оружие. И я могу ему пулю всадить, если кинется».
Пахан почувствовал недоброе в молчании своих попутчиков.
– Задумались? Ну, думайте. Недолго вам думать осталось. Слыхали, что старый солдат сказал: завтра всех вас побьют.
А до завтра одна-единственная ночь осталась. Вот в эту ночь и надо уходить. Жизнь одна у каждого. Пусть воюют те, кому есть за что воевать, а ты, Боров, или ты, Хруст, за что будешь воевать? За то, чтобы отсиживать полученный срок после войны? Нет, я туда пойду. Вот тут написано: «Там нас хорошо принимают!» – Он похлопал по вырезке из газеты и положил ее в карман. Глубоко затянулся цигаркой и зло выпустил изо рта густую, плотную струю дыма. Недолго помолчал и очень тихо и очень страшно не сказал, а прошипел по-змеиному:
– Кто со мной…
Гаврила Боров поддержал первый:
– Ну если охрану в лагере снимать собирались, так по чистой дороге почему не уйти. Мне ихние порядки очень даже по душе.
Остальные тоже согласились уходить на ту сторону.
– А ты что молчишь? – спросил Серый Василия. – Ты мне жизнь спас, теперь я тебе хочу спасти.
– Все же я бывший курсант – присягу давал, – на ходу придумывал Василий какие-то аргументы. – Вас примут, ты сам говоришь. А меня? Я бывший комсомолец…
– Во всем ты бывший – и курсант, и