на ноги и кинулся бежать. Нестройные роковые трубы ревели за ним. Он заметался среди тёмных, неясных статуй, пытаясь отыскать потерянный меч и хоть как-то запутать зверя, но немыслимо ловкое для своих размеров чудовище следовало по пятам. Марко споткнулся, покатился по доскам, размахивая изодранными руками, и растянулся, лишённый сил. Он слышал, как хриплая одышка зверя становится всё громче и громче, но бежать уже не мог. Он устал. Это конец. Он подогнул локти под себя, пытаясь хотя бы присесть на колени, чтобы встретить смерть лицом к лицу, и ощутил, как рука упёрлась в твёрдую холодную полосу. Его клинок. Марко вложил ноющие пальцы в корзинку, сжал рукоять, натужно застонал и привалился спиной к пьедесталу какой-то статуи. Почему-то ему очень захотелось, чтобы это была танцовщица, а не жуткое мифическое животное. Он поднял глаза. Почти сливаясь с мраком, мантикора стояла перед ним, всклокоченная, в клубах пыли. Конечный пункт его путешествия. Его финал. У зверя сейчас миллион шансов покончить с ним. Покончить одним прыжком, одним ударом, одним рывком челюстей. А у него – единственный шанс. Всадить сталь зверю в брюхо прежде, чем испустить дух самому. Неожиданно для себя, Марко улыбнулся. Но разве «чрескольжение» не учит, что именно этот шанс и выпадает, если твои паруса наполнены отвагой и безрассудством? И разве не пришёл он сюда, и разве не нашёл то, что хотел, хотя сама возможность этого казалась абсурдной?
