Понедельник не начинается. Александр Данковский

все, связанное с ощущением собственной значимости, гордости (конечно, использовались термины «гордыня» и «эгоизм»). Смирение превыше всего! Возможно, для «коренного буддиста» это и было бы приемлемым. Выходцу же из СССР жизнь по этим законам обещала нехилый комплекс вины. А я читал в какой-то статье по менеджменту, что людьми, изначально чувствующими себя виноватыми, легче управлять. Дескать, затем и понадобилась хитрым церковникам идея первородного греха (автор статьи был воинствующим безбожником). Между прочим, та же схема активно использовалась и безбожной властью во время «средневековья XX века»: «Невиноватых у нас не сажают, раз посадили – значит, виноват, а теперь расскажи нам, в чем именно виноват».

      Как ни странно, тезиса о том, что спасутся только последователи Иакова, я в книге не встретил и от самих иаковцев не услышал. Мол, благословенны будут не те, кто исповедуют ту или иную религию, а «правильно живущие», ибо «судить каждого будут по делам его». Некоторые из моих собеседников добавляли «а также по чистоте помыслов». (Вот тут уже снова пардоньте – если будет на Страшном суде оруэлловская полиция мыслей, то в преисподняя переполнится, а в раю места окажутся вакантными).

      Может быть, как раз из-за такой веротерпимости на фанатиков переселенцы не походят и даже неплохо ладят с местным населением. Поясню. «База» Иакова – это несколько десятков разбросанных по тайге деревенек и хуторков. Далеко не все из них возникли на новом месте. Во многих случаях общинники селились в уже обжитых местах. Здешние деревни когда-то были основаны староверами, которых позже – и при царе, и при советской власти – сильно разбавили и проредили ссыльнопоселенцы и отсидевшие. В основном – по уголовным, а не по политическим статьям. Среднестатистический абориген получился достаточно неприглядным – приземистый жилистый мужик неопределенного возраста с двустволкой за спиной (тайга!) и бутылкой самогона в кармане замызганного ватника. Даже дети – я видел девчонок лет по 10–12 – несли на себе печать этакой дикой мрачности. И «на ём не ругались, на ём разговаривали». В общем, «колхозные дети», как справедливо нарек их когда-то Сергей Довлатов.