Музыка становится всё назойливее. Теперь она старается ещё и подпевать, а он находит это ужасно забавным. Может, они оба пьяны?
Нет. Если бы Хелене пила, я бы это почувствовал на себе.
Но Арно, кажется, уже не вполне трезв. Он провозглашает тост: «За гнома! Через две недели мы с тобой – мама и папа!»
Две недели. Это обозримый срок.
У меня какое-то безрассудное чувство, что мне надо собираться. Как будто для этого мне надо упаковать чемодан. Подготовить документы.
Тогда, когда было необходимо стать Андерсеном, я готовился к этому неделями. Всё, что мне могло потребоваться, лежало наготове. Теперь я могу только ждать.
Я никогда не был терпеливым человеком.
Не будет ли это очень больно?
«Схватки». Само слово звучит угрожающе.
Учишься-учишься – и всё равно знаешь всегда недостаточно. Я никогда не интересовался процессом родов. Хотя в остальном очень близко знакомился с анатомией человека. Чтобы знать, где с минимальными затратами причинить максимум боли.
Две недели.
По каким признакам определить, что уже началось?
Когда мой отец приходил в ярость, он покусывал кончики своих усов. И я уже знал: сейчас будет бить. На войне вначале шёл заградительный огонь, а через четверть часа начиналось наступление.
Всегда есть какое-то предвестие. Только надо его угадать. Некоторые животные предчувствуют землетрясение за несколько часов до его начала.
Мне незачем сходить с ума. На земле живут миллиарды людей, и каждый из них пережил своё рождение.
Но у других есть то преимущество, что они прошли через это неосознанно. И потом им не пришлось об этом ничего вспоминать. Постепенно до меня доходит, что в отсутствии памяти есть свои плюсы. И, значит, с их стороны это совсем не злой умысел, когда они стараются ликвидировать неисправности.
«Что там с нашим гномом, – слышу я слова Хелене. – Что-то он вдруг забеспокоился».
«Причина в том, что ты ела острое», – говорит Арно. Он идиот.
«Тогда пойдём домой», – говорит она.
Жаль, что она не пила алкоголь. Немного хмельного забытья мне бы не помешало.
Иной раз хотелось бы проспать то или иное событие, но именно тогда – как назло – я был бодр и свеж.
То, что они тут делают, отталкивающе.
Отвратительно.
Они пришли домой, он под хмельком, а она взвинчена. И тогда…
Если бы люди знали, как смешно их слушать, когда они нежничают между собой. Есть большой смысл в том, что это не принято делать на людях. Пусть это всё и необходимо для того, чтобы люди размножались, но