За этим последовали и другие шутки, порой выходящие за грань приличий. Но Линли не стал останавливать подчиненных. Рассуждал он так: работа, выпавшая на их долю, отнимает время, силы и нервы, ложится тяжким грузом на их плечи, а порой и на сердце, является причиной раздоров в семье. Если они испытывают потребность снять стресс юмором и смехом, то он не возражает.
Тем не менее новость, положившая веселью преждевременный конец, была встречена с энтузиазмом. Барбара Хейверс, закончив телефонный разговор, объявила:
– Мы только что подтвердили личность жертвы в Сент-Джордж-гарденс. Это парень по имени Киммо Торн, и жил он в Саутуорке.
Барбара Хейверс настояла на том, чтобы ехать на ее машине, а не Уинстона Нкаты. Она рассматривала полученное от Линли распоряжение опросить родственников Киммо Торна как радостный повод выкурить сигарету и не хотела осквернять безупречно чистый «эскорт» Уинстона пеплом и дымом. Она закурила, как только они оказались на подземной стоянке, и начала с некоторым изумлением наблюдать, как Нката втискивает свои шесть футов и четыре дюйма в ее крохотный «мини». Колени, поджатые чуть не до самой груди, голова, упирающаяся в потолок, – ему оставалось только недовольно кряхтеть.
После нескольких неудачных попыток Барбара завела-таки машину, и они сразу же вывернули в направлении Бродвея. Там через Парламент-сквер въехали на Вестминстерский мост и полетели дальше вдоль реки. Этот район Нката знал лучше, чем Барбара, и поэтому после перекрестка на Йорк-стрит ему пришлось взять на себя роль штурмана. Таким образом они без особых проблем добрались до Саутуорка, где в одном из множества безликих многоквартирных домов, построенных в этом районе к югу от реки после Второй мировой войны, жили тетя и бабушка Киммо Торна. Единственное, чем отличалось от остальных своих собратьев здание, интересующее двух полицейских, – его близость к театру «Глобус». Но, как отметила с саркастической усмешкой Барбара, это вовсе не означает, что жильцы ближайших домов могут позволить себе такую роскошь, как билет в воссозданный театр Шекспира.
Войдя в жилище семейства Торн, Нката и Хейверс обнаружили там бабулю и тетю Сэл, уныло восседающих на диване перед расставленными на кофейном столике тремя фотографиями в рамках.
– Мы уже ходили на опознание, – сразу затараторила тетя Сэл. – Я не хотела брать с собой мамулю, но она и слушать меня не стала, что вы! И вот теперь совсем расклеилась, как посмотрела на нашего Киммо, как он лежит там. Он был хорошим мальчиком. Пусть того, кто сделал это, повесят, да.
Бабуля молчала. Выглядела она убитой. В руке она сжимала белый платочек, вышитый по краям сиреневыми кроликами. Ее взгляд застыл на фотографии внука, где тот был одет будто для костюмированной вечеринки – губная помада, прическа «ирокез», зеленые колготки, куртка в стиле Робин Гуда и ботинки «Док Мартенс». Во время беседы с полицейскими старушка лишь изредка прикладывала платок к глазам, промокая набегающие слезы.
Барбара