Введение в литературоведение. Семинары. Методические указания для студентов филологических факультетов. Е. В. Суровцева. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Е. В. Суровцева
Издательство: Бук
Серия:
Жанр произведения: Языкознание
Год издания: 2016
isbn: 978-5-9907032-3-0
Скачать книгу
и колыханье

      Сонного ручья,

      Свет ночной, ночные тени,

      Тени без конца,

      Ряд волшебных изменений

      Милого лица,

      В дымных тучках пурпур розы,

      Отблеск янтаря,

      И лобзания, и слёзы,

      И заря, заря!..

(А. А. Фет)

      (И).

      Хотя страшился он сказать,

      Нетрудно было б отгадать,

      Когда б… но сердце, чем моложе,

      Тем боязливее, тем строже…

(М. Ю. Лермонтов)

      (К).

      Любовь Андреевна. Дачи и дачники – это так пошло, простите.

      Гаев. Совершенно с тобой согласен.

      Лопахин. Я или зарыдаю, или закричу, или в обморок упаду. Не могу! Вы меня замучили! (Гаеву.) Баба вы!

      Гаев. Кого?

      Лопахин. Баба! (Хочет уйти.)

      (А. П. Чехов)

      (Л).

      Петрович явился с шинелью, как следует хорошему портному. В лице его показалось выражение такое значительное, какого Акакий Акакиевич никогда ещё не видал. Казалось, он чувствовал в полной мере, что сделал немалое дело и что вдруг показал в себе бездну, разделяющую портных, которые подставляют только подкладки и переправляют, от тех, которые шьют заново. Он вынул шинель из носового платка, в котором её принёс; платок был только что от прачки, он уже потом свернул его и положил в карман для употребления. Вынувши шинель, он весьма гордо посмотрел и, держа в обеих руках, набросил весьма ловко на плеча Акакию Акакиевичу; потом потянул и осадил её сзади рукой книзу; потом драпировал ею Акакия Акакиевича несколько нараспашку. Акакий Акакиевич, как человек в летах, хотел попробовать в рукава; Петрович помог надеть и в рукава, – вышло, что и в рукава была хороша.

      (Н. В. Гоголь)

      (М).

      Ты слушать исповедь мою

      Сюда пришёл, благодарю.

      Всё лучше перед кем-нибудь

      Словами облегчить мне грудь;

      Но людям я не делал зла,

      И потому мои дела

      Немного пользы вам узнать,

      А душу можно ль рассказать?

      Я мало жил, и жил в плену.

      Таких две жизни за одну,

      Но только полную тревог,

      Я променял бы, если б мог.

      Я знал одной лишь думы власть,

      Одну – но пламенную страсть:

      Она, как червь, во мне жила,

      Изгрызла душу и сожгла.

      Она мечты мои звала

      От келий душных и молитв

      В тот чудный мир тревог и битв,

      Где в тучах прячутся скалы,

      Где люди вольны, как орлы.

      Я эту страсть во тьме ночной

      Вскормил слезами и тоской;

      Её пред небом и землёй

      Я ныне громко признаю

      И о прощенье не молю.

      Старик! я слышал много раз,

      Что ты меня от смерти спас —

      Зачем?.. Угрюм и одинок,

      Грозой оторванный листок,

      Я вырос в сумрачных стенах

      Душой дитя, судьбой монах.

      Я никому не мог сказать

      Священных слов «отец» и «мать».

      Конечно, ты хотел, старик,

      Чтоб я в обители отвык

      От этих сладостных имён, —

      Напрасно: звук их был рождён

      Со мной. И видел у других

      Отчизну, дом, друзей, родных,

      А