Via Roma. Роман Лошманов

Каракуями, а теперь Ильичёвкой, лежат гладкие и смирные красно-коричневые коровы. Стадо пригнали на дойку, как пригоняли его мы с братом Сашей и дядей Шурой: у него было три коровы, и поэтому у нас было три дня, которые казались случайными и повторяемыми, а оказались способными заполнить память целиком. Утром мы уводили коров за канал, где они ели солёную бедную степь, нам же нужно было беречь от них зелёную пшеницу. Большеглазые коровы были пугливы. Мы сидели в бричке, смотрели на высушенное бледное небо, на дальнюю пустоту вокруг и вели разговоры. На третий день коровы в середине дня стали тесно собираться вокруг одного места, пригнув головы к земле и мучительно мыча, и к первым присоединились многие. Дядя Шура говорил, что такое случается будто бы там, где когда-то убили корову: живые чуют кровь мёртвой. Но на самом деле это было необъяснимо: просто посреди жаркого дня коровы перестали пастись и собрались вокруг точки и стали мычать, а потом перестали мычать и снова стали пастись. Лошадь вот ещё была гнедая, с недавно родившимся жеребёнком, которого звали Звёздочкой, – по пятнышку на лбу. Однажды дядя Шура был с ней на току, а она сбежала вместе с бричкой, пришла во двор, стала жевать развешанное бельё, и оно стало зелёным от рубленой кормовой кукурузы, которую ей давали вдоволь.

      Тюмень в августе 2007 года

      На первом этаже Музея изобразительных искусств было отключено электричество. Странно ходить по музею с выключенным светом – видишь картины такими, какие они есть на самом деле, когда их никто не видит. В день, когда я там ходил, была выставка графики Шишкина, и в полусумраке залов было видно, как она бесцветна. Был также небольшой зал с Аргуновым, Рокотовым и Боровиковским, было по одному Айвазовскому, Репину, Кустодиеву, Фальку, но мне больше запомнились второстепенные – Констанин Горбатов, «Зимний закат», Станислав Жуковский, «Княжеский дом осенью» (первый умер в бедности Берлине в конце мая 45-го, второй в 44-м в концлагере в Прушкове, вот судьбы). Если за чем и ехать сюда специально – это картины ненца Константина Панкова с чистыми цветами и текучими волнистыми композициями и работы других художников «северного стиля». А ещё здесь целый зал тобольской резьбы по кости: сцены охоты, поезда лаек, олени, есть соцреалистические работы, в которых поражает несколько идиотическое сближение далековатых материала и формы, – я, например, засмотрелся на «Победительницу» Геннадия Кривошеина (известный косторез): вырезанную из кости мамонта фехтовальщицу в бриджах с рапирой, кубком и маской. Странное ощущение видеть часть древнего животного, так вот преобразованную.

      Тюмень заметно равняется на Москву. На ювелирном магазине пишут: «Новое поступление бриллиантов». По городу висят объявления «Пропишу несколько человек в своей квартире. Быстро». «Евросеть» тут называется бутиком. А мой брат-тюменчанин показывал ресторан, в котором, утверждал он, в меню не указывают цены, а просто