Фамабрика. Гламурная антиутопия. Марина Валерьевна Бирюкова

переводилось как «опусти противника». Сполна насладившись нашим неловким молчанием, Веста пояснила, что мы не должны думать ничего дурного. Наша задача – как можно сильнее унизить соперника, используя при этом минимум подручных материалов. Крови проливать не разрешалось, и за это задание все получили достаточно низкие баллы. В выгодном положении оказались мы с Телефом, так как договорились подыграть друг другу. Я шепнул ему на ухо «с надеждой на вечную», после чего он покрылся эффектными багровыми пятнами – способность, данная от рождения. На вопрос Весты, что было сказано на ухо, я скромно пробормотал «обсцено», и Веста с неудовольствием умолкла, а остальные участники завистливо уставились на меня. Телеф же заявил во всеуслышание, что мой предок был йобом, а когда я достоверно изобразил возмущение, скачал из процессора не слишком известную цитату Антония великолепного, где говорилось, что нашим общим предком был какой-то Адам (судя по имени, настоящий йоб). Шутка была не столь удачной, но Телефа спас авторитет Антония. Остальные участники не проявили большой фантазии, ограничившись плевками, шлепками и порчей одежды противников. Самый большой балл получил Алкей – так, кстати, звали грубияна в смокинге. Он в одно мгновение отстриг белокурую косу у рыхлого юноши в офицерском мундире и засунул ее себе в петлицу вместо банановой кожуры.

      Низкое багровое солнце за окнами павильона обреченно двигалось к закату, когда мы подошли к главному испытанию – демонстрации наших талантов. Из десяти нас осталось шестеро, и я был в растерянности, не зная, какой талант я мог бы противопоставить способностям остальных участников. После жестокого отбора остались самые яркие персонажи, среди которых особо выделялся смазливый и наглый Алкей, теперь уже лысый рыхлый юноша в мундире, находившийся в весьма креативном состоянии перманентной ярости после выходки Алкея, женщина в белом медицинском халате поверх чёрного водолазного костюма, с докторским саквояжем, полным сюрпризов, и парень с нездоровым лицом и бесцветными волосами в железной кольчуге на голом теле и с корзиной, нагруженной камнями.

      Тут я в первый раз увидел Антония великолепного, ин карне. Великолепный был затянут в дамский, на китовом усе корсет (бренд конца XVIII века, Париж), поверх которого угловато коробился жёсткий плащ с металлическим отливом (бренд 1960-х, цирк Дю Солей, реквизит иллюзиониста). Другие обнажённые части его мощного бронзового тела были тут и там небрежно перетянуты кожаными ремнями, а ниже синевато-небритого подбородка болталось железное забрало от максимилиановского шлема. В руке Антоний держал свой атрибут – сосуд венецианского стекла, наполненный свежей бычьей кровью.

      С волнением мы перешли к финальному испытанию. Первой пропустили женщину в медицинском халате. С развратной улыбкой на несвежем, опухшем лице с неумело загримированными гематомами, дама открыла докторский саквояж и достала оттуда остро наточенный скальпель. Публика насторожилась, но женщина осталась на своем месте и вдруг резко полоснула скальпелем сверху вниз по застёжке халата. Халат распахнулся, открыв