– Многие покидают город, – говорил Нечаев Ольхину поздно вечером 23-го августа.
– Неужто все? – с недоверием уточнял хозяин дома.
– Уж если не каждый житель, то многие из тех.
– Так может всякого народа поубавиться?
– Если и поубавиться, так только порядочного. Те уходят, кому есть что ценить, а сволочам всяким, им, поверьте, и смерть не страшна, не сдвинешь их.
– Что же это, народ убывает, а в городе теперь еще больше преступников?
– В соотношении так получается.
– Друг друга, что ли, начнут теперь резать?
– Да кто ж знает, что будет. Давно уж брат на брата поднялся, давно уж. Что будет теперь – неизвестно.
– Ах ты, Господи…, – пролепетал Ольхин. – Так что же это, все от немца бегут? Стало быть, не остановим теперь его?
– Никто не знает. Но немцы дальше не продвигаются пока. Говорят, стоят у занятых рубежей, вперед пока не рвутся. Сил, стало быть, не хватает, для рывка. Чуют, не взять им пока Петрограда.
– И кто же это говорит? Вы точно уверены?
– Я слышал это, но не знаю, откуда. Взгляните на улицу. Никто ничего здесь теперь не знает, – несколько устав от дотошности Ольхина, чуть резко отвечал Нечаев.
– Ох, что же будет с нами? Как же больно, как же жалко. Так, многие говорите, бегут?
– Многие, и еще больше хотят.
– Алексей Сергеевич, я вот что думаю, ведь живут у меня Полеевы, молодые ведь совсем, им же погибель здесь, – вдруг вспомнил о своих жильцах Ольхин.
– Неудачное время они выбрали для переезда в столицу, опоздали, – кивнул в ответ Нечаев.
– Не лучше ли будет им уехать? Я, знаете, в последнее время тревожен стал за людей, свыкся с ними. А деньги-то что? Теперь их уже и не надо, хоть бы пережить все это. Лучше бы им тоже бежать.
– Вот и я о том, Иван Михайлович, все, кто могут, должны бежать отсюда, пока город не вымер совсем.
– Вы сами-то не думали?
– А куда мне деваться?
– Как? Страна-то ведь огромная.
– И что же мне с того? Всю не охватишь, а место у человека есть только одно. Счастливы Полеевы? Есть у них дом, есть куда идти, куда вернуться? А мне что же, вам что же? Куда нам? Этот город наш дом и наш склеп.
– Напрасно вы так, Алексей Сергеевич. Вы, наверное, думаете, родом я отсюда? Не правы. Это вам только так кажется. Сам я с Закарпатья. Удивлены? Так слушайте же, что матушка моя уроженка из тех краев, а батюшка мой сам туда переехал, да дом там имели и жили до моих двенадцати лет, пока покойного моего батюшку Михаила Львовича не дернуло перебраться в столицу государства,