Дома холодно.
Котельная встала еще в начале зимы.
Буржуйка держит тепло недолго, да и дров хватает только на одну закладку в сутки.
Но можно согреть чайник, завернуться в плед или шерстяное одеяло и мечтать о лете, воспоминания о котором непременно согреют. С Волги будет едва доноситься далекий гудок буксира, что долго блуждает над поверхностью воды, а затем и растворяется в уходящем до горизонта лесу.
И Маруся будет спешить из Москвы в Завражье к милому Арсику, потому что он просит жену немедленно к нему приехать – ему плохо, ему исполняется двадцать четыре года, он чувствует себя разбитым стариком, он устал, он мучительно переживает одиночество. Все разговоры о том, что Марусе хотелось бы сдать выпускные экзамены и получить свидетельство об окончании ВГЛК, уже позади. Арсений, разумеется, не против, но и один он оставаться тоже не может.
Тут надо выбирать…
24 июня 1930 года, как раз перед началом экзаменов, Маруся уехала из Москвы. Таким образом, вопрос о получении выпускной корочки был закрыт.
Но зато теперь они могли вместе гулять по высоким волжским берегам, строить планы на будущее. Арсений читал своей жене стихи и явственно ощущал, как настроение его улучшалось. Маруся была рядом, а это значит, что он мог успокоиться и соблюдать рекомендации врача, прописавшего «усиленное питание и парное молоко».
Известно, что Тарковский страдал наследственным холециститом (отсюда желтоватый оттенок кожи его лица), у него были слабые легкие, при том что он курил безостановочно, да и «умение ничего не есть по два дня подряд» не могло не сказаться на его не столько физическом, сколько психическом и психологическом состоянии. Болезненность была не только результатом различных объективных дисфункций организма, но и чертой характера Арсика.
По воспоминаниям Марины Арсеньевны Тарковской, излишняя впечатлительность, порой доходящая до гипертрофированной мнительности, отличала Арсения еще в детстве, когда после гибели в 1919 году старшего брата Валерия родители, Александр Карлович и Мария Даниловна, посвящали ему все свое время, воспитав в нем комплекс собственной уникальности. Когда же впоследствии Арсений ощущал дефицит этого внимания, то он буквально заболевал.
Так недомогание стало частью поэтического образа, образа благородного, недоступного рядовому обывателю и предназначенного страданию. Было в этом что-то Печоринское. Впрочем, это и понятно, ведь подаренный родителями юному Арсюше в 1913 году томик стихов Лермонтова, по его словам, изменил его жизнь.
Итак, областью этих глубоко личных переживаний, разумеется, становится чувственное, крайне неустойчивое, а порой и иллюзорное восприятие действительности, людей, человеческих отношений. В этом эмоциональном потоке женщина начинает восприниматься как образ некой идеальной женщины, которой поэт отдает все свое сердце без остатка.