В расширенных зрачках кота полыхали багровые глубины ада.
«Тише, тише, – подумала Лука, снова сосредотачиваясь, – не бойся меня!»
Кот перестал выть и навострил уши.
«Ты меня слышишь? – удивилась Лука. – Я не причиню вреда! А вот они могут!»
Кот утробно заурчал и забил хвостом.
«Тебе нельзя здесь оставаться, – продолжала безмолвный разговор Лука, – ты можешь пострадать! Идем со мной? Я что-нибудь придумаю! И знаешь что, я тоже недавно лишилась… чего-то. А без него очень погано! Поэтому я тебя понимаю!»
Замерев, она смотрела, как оборванные солнечные лучи стягиваются к коту и исчезают под бежевой шкурой. Как гаснет адово пламя в зрачках, как – полосками – показываются в глазах радужки небесно-голубого цвета.
«Бакс! – позвала она, протягивая вторую руку. – Иди ко мне!»
Зверь шагнул к ней, распрямляя сгорбленную спину, аккуратно и методично обнюхал пальцы, задрал хвост, мимо попятившихся назад ментов вышел на лестничную площадку. И выжидающе оглянулся на Луку.
– Я его заберу? – спросила она у соседки, поднимаясь и отряхивая колени. – Вы не возражаете?
– Нет! – всплеснула руками та. – Куда ж мне такое! А у Евгения Захарыча родственников не было… один-одинешенек жил…
– Ну пройдемте на осмотр тела! – прервал новый поток слез полицейский. – Девушка, спасибо за помощь! Вы с этой тварью того… поаккуратнее!
Лука упрямо тряхнула волосами и пошла вниз по лестнице. Кот бесшумно следовал за ней. Пока она доставала ключи и, стараясь не шуметь, открывала дверь, зверь стоял рядом, задрав голову и разглядывая ее. Его морда, уши, лапы и хвост были почти черными, а шкура – светло-бежевой.
– Ты – красавец, Бакс! – улыбнулась она, толкая створку и включая свет в прихожей. – Заходи! Если Анфиса Павловна нас выгонит, будем жилье вместе искать!
Длинное тело скользнуло в дверь. Перед глазами Луки на миг снова запрыгали потусторонние всполохи, а в ушах вдруг прозвучала фраза, заставившая ее с грохотом выронить ключи: «Зови меня Вольдемар…»
Спустя еще неделю Темку выписали домой. Лука стояла за углом здания больницы и смотрела, как суетилась рядом с братом мать: поддерживала его под руку, запахивала ему куртку… И с горечью понимала, что та уже давно не была с ней так ласкова. А ведь относилась к ней по-другому. Да, пожалуй, как раз до того случая с печкой. То ли мать, решив, будто она специально навредила брату, так и не смогла простить, то ли еще что, но именно оттуда и потянулась та самая покрытая коркой льда полоса отчуждения и непонимания между ними. Отец, всегда относившийся к детям ровно, с простой и уверенной любовью, к сожалению, редко бывал дома. Хотя кто знает, может быть, бывал бы чаще, все стало бы еще хуже?
Темку усадили в машину, мать с его костылями села с другой стороны, а отец вдруг задержался, оглянулся… будто почувствовал что-то. Лука прянула за угол, сглотнула