– Не ждал? Или уже слишком поздно? Я молоко принесла. – Тут Ксения заметила бинт, следы драки на лице танцора и перестала смеяться. – Что с тобой?! Попал в аварию?
– Свалился со стула, – пошутил Никита, отбирая у девушки сумку. – Проходите, Ксения Константиновна. Мы тут с Толей только что плюшками баловались и кофе пили, могу и вас напоить.
Художница, в сарафане, подчеркивающем фигуру, и плетеных туфлях-сандалиях, впорхнула в гостиную, тревожно оглядываясь на идущего следом хозяина. Никита вспомнил индийский миф о Тилоттаме [7]. Она была так прекрасна, что, когда впервые появилась перед богами, Шива сделался четырехликим, а на теле Индры проступила тысяча глаз. Ксения выглядела столь же великолепно, как и Тилоттама, и снова сердце Никиты дало сбой: он еще не верил, что такая красота не принадлежала никому, и от мысли, что кто-то имеет на нее больше прав, настроение упало. Оно упало еще больше, когда по ассоциации с Индрой вспомнились глаза на теле несчастного старика, убитого «десантником» в парке. «Вестник»… Что за весть он нес? И кому? Уж не этот ли знак в виде звезды?!
Сухов невольно обхватил левой рукой запястье правой. Ксения поняла этот жест по-своему:
– Болит? Бедненький! Давай полечу. Толя говорил, что у меня задатки экстрасенса. Он не рассказывал? – Девушка усадила хозяина на диван и стала разглядывать звезду на руке, изогнув бровь, в недоумении; веселость ее как рукой сняло. – На синяк не похоже… ожог? Но почему такой идеальной формы? Звезда… символ вечности и совершенства. Странно!
Никита отдернул руку и понес молоко на кухню, крикнув:
– Сейчас приготовлю кофе, посиди минутку. Вина выпьешь? У меня есть «Киндзмараули» и миндаль.
– Не сегодня, Ник. Не обижайся, ладно? Я на минутку забежала, к бабушке еще надо зайти.
– Я провожу, – заверил Никита, а в ушах снова и снова звучали слова Толи: «Один человек – весть, два – уже вторжение». Кто же был тот второй, убитый в парке первым? И почему Такэда придает этому такое значение? А главное, почему связывает те события с ним, акробатом и танцором, ни сном ни духом не помышляющим о каком-то там пути?..
Они пили кофе с молоком, шутили и смеялись. Ксения уже успокоилась, хотя иногда на ее чело набегало облачко задумчивости. Она рассказала Никите, что Толя вычислил по Пифагору ее священные числа – двойки, и у нее их осталось целых три.
– Он говорит, что это знак высоких экстрасенсорных способностей и биоэнергетики, – смеясь, сказала художница. – И знаешь, я ему верю, ведь его числа – три восьмерки – видны самым натуральным образом.
– У меня тоже видны. – Никита с улыбкой оголил плечо и показал четыре маленькие родинки, похожие на цифру семь. – Как видишь, и я в свою очередь меченый, так что… – Сухов споткнулся, заметив, как побледнела Ксения. – Ты что?!
Девушка закусила губу, попыталась улыбнуться.
– Не обращай внимания. Но этот знак…
– Знак ангела, если верить Оямовичу.
– Странно…
–