Бледное октябрьское солнышко лениво выжигало и никак не могло выжечь клочья приковылявшего с реки тёплого как парное молоко и густого как фруктовый кефир тумана. Река называлась Окой – без неё и без её рыбы городишко был бы ни рыба ни мясо, а жизнь муромцев стала бы ещё более убогой, нежели в настоящее время.
Геныч последовательно пересёк три типично советских двора, которым суждено навеки остаться неблагоустроенными, и по тихой улочке со смешным для начала третьего тысячелетия названием Красногвардейская зашагал на восток – к реке. До Оки от его дома было по прямой не больше километра.
У последнего поворота перед съездом с высокого левого берега Оки стоял пустой милицейский «уазик». Геныч обогнул его по широкой дуге – так хоккейный форвард объезжает амбала-защитника, избегая невыгодного для себя силового единоборства, и тут услышал:
– Молодой человек, подойдите сюда!
С тем, что Геныч – молодой человек, можно было беспроигрышно поспорить – только не с милицией.
Мент с лицом неопохмелившегося мучного червя манил престарелого физкультурника грязным пальцем.
– Подойдите, не бойтесь!
– Да я и не боюсь, – хмыкнул Геныч и подошёл.
Ещё с детских лет, проведённых под присмотром бабушки в уютном подмосковном Егорьевске, Геныч усвоил простую истину: менты – это те же преступники, только в отличие от последних одетые в плохо скроённую и пошитую униформу. Его бабушка, носившая в девичестве типичную для тех мест фамилию Егорова, всегда наказывала внуку держаться от милиционеров подальше. Окончившая два класса церковно-приходской школы женщина подкрепляла глубокую житейскую мудрость одним и тем же казавшимся ей сверхубедительным примером. Однажды (на дворе стояли пятидесятые годы ХХ века) ретивые стражи «порядка» зацапали хорошо знакомого бабушке мужика по подозрению в краже поросёнка. Показания из задержанного выбивали железными плётками – в начале пятидесятых и во всех последующих годах подобное «пополнение информационной базы данных» практиковалось не только в городе Егорьевске – повсеместно. Мужик потом откинул копыта – не на нервной, естественно, почве. Зато поросёнок вскоре нашёлся – ну не свинство ли?
– Ночью произошли кражи из вот этих сараев, – пояснил ментяра. – Вы должны выступить в роли понятого. Сейчас следователь всё вам объяснит.
Двери убогих, вросших в землю покосившихся сараев, выстроившихся сплошной стеной напротив жилого дома, почти не отличимого от полусгнивших хозяйственных построек, были распахнуты настежь. Вскоре из дальней двери, сгибая отнюдь не лебединую шею, дабы не удариться о косяк, выползла на свет, как жирная амбарная крыса из щели, рослая и упитанная