– И это надолго?
– Увы, нет! Длительность состояния, когда человек лишился памяти и стал как бы живой машиной, не превышает четырех – шести часов.
Абст вскочил с кресла, вскинув над головой кулаки.
– А мне надо, чтобы так продолжалось месяцы, годы, быть может, всю жизнь! – воскликнул он. – Вообразите: тысячи и тысячи людей, чей интеллект не столь уж ценен для нации, подвергаются воздействию специальных средств в широкой сети лабораторий, клиник, больниц… Вы только подумайте: солдаты, которые не рассуждают и, уж конечно, никогда не повернутся спиной к неприятелю! Идеальные рабочие – живые придатки к станкам, к тракторам и сеялкам на полях, трудолюбивые и покорные. – Абст сделал передышку, покачал головой. – Но это, конечно, только мечты…
– Однако ты уже многого добился, – сказал Канарис. – Воздействию снадобья можно подвергнуть любого?
– Почти любого.
– И при любых обстоятельствах?
– Видимо, да. Препарат не действует на неврастеников, на людей с повышенной возбудимостью. Конечно, среди моих пловцов таких нет.
– Как были «обработаны» Шустер и Руприх?
– Я ввел им препарат после того, как вы решили устроить ночной смотр на озере.
– А Глюк?
– Его я не трогал. Через четверть часа, когда Шустер и Руприх были, как говорится, «готовы», они получили задание. Вернувшись с озера, пловцы легли спать. Как они вели себя потом, вы уже знаете. Что же касается Густава Глюка, то…
– Стоп! Ты оставил его вместе со всеми?
– Что вы, шеф! Он в соседней комнате. Для верности заперт. Он будет там, пока мы с вами не поговорим. Да и вообще за него можно не беспокоиться. У Глюка медаль за проплыв через Ла-Манш и… пятнадцать лет каторги за «мокрые» дела. Из каторги его вызволил я. Он превосходный ныряльщик, – продолжал Абст. – Первым освоил управляемую торпеду и буксировщики. И я повторяю: он надежен, ибо знает, что всегда может вернуться в тюрьму…
Канарис кивнул.
– Я бы хотел сообщить вам еще кое-что, – проговорил Абст. – Видите ли, препарат – это только одно направление исследований, точнее, лишь один из путей к достижению цели.
– А их несколько?
– По-видимому, есть и второй путь.
– Какой же?
– Хирургическое вмешательство в деятельность человеческого мозга. Было бы слишком долго объяснять подробности, да вас они и не заинтересуют. А идея такова: если инструмент хирурга в состоянии влиять на больной мозг, то, в принципе, он же способен решить задачу и прямо противоположную.
– То есть воздействовать на какие-то центры здорового мозга?
– Да, именно так. – Абст понизил голос. – Могу сказать: эксперименты уже начаты, и они обнадеживают. Но я ограничен в материале. Присылают мало и не всегда то, что нужно. Мне необходимы здоровые люди, полные энергии, сил. А я получаю лагерников, которые едва волочат ноги.
– Теперь понятно, почему на озере ты