имеет, а болезнь её более мнительная, нежели существенная. Вероятно, и пакостное лето наше много вредит ей. Дело продажи делается; пишут бумаги, купчую и проч. и проч. Надеюсь, что дней через 8 все будет кончено. Тогда только увижу, что нам остается делать: ехать ли к тебе, или нет, или третие, или четвертое, а теперь ничего сказать не могу! Я получил очень милые письма от Карамзиных. Вот, что она пишет о тебе: «Quand vous écrirez à votre femme, parlez lui de nous et engagez lu dans des moments de désoeuvrement à nous donner des détails sur son existence et même sur le pays qu'elle habite». Ниши им просто в Царское Село, Я посылаю им твое письмо, хотя ты и пишешь в нем «Louis n'est plus à Varsovie», т. e. à Odessa, «au moins c'est ainsi, que je l'entends», но, кто этот
Louis, я и сам не знаю, Также и того не понимаю, что ты пишешь мне из Одессы о Болконском; а из Киева писала, – что он поехал на Кавказ. Да остепенись же хоть раз! Если у тебя к[нязь] Сергей, то у меня в Москве князь Никита; да он что-то болен духом и телом. Я вчера приехал верхом из Москвы, но удачнее, нежели прошлым летом. Погода была сносная, и я сегодня совсем не устал. Я слышал, что и князь Петр Мих[айлович] Волконский принужден был ехать верхом в Суханово. Денис Давидов, говоря с ним о дорогах, сказал ему: теперь вы видите Россию к наготе её, а го все видели ее нарумяненную и в нарядах. Я получил из Парнаса от Волкова, коменданта, бюджет расходов, необходимо потребных нам в Париже. По его рассчсту страшно: около 60.000 рублей! Но Денре обещался мае выписать другой счет и найти человека, который взялся бы за определенную сумму
содержать нас и дом наш, не считая разумеется
того, что я мог бы взять на
содержание! А ты в Одессе рассчитывай до копейки, что можно там прожить. Пушкин, я чаю, сердится, что не присылаю ему денег. Пускай он мне пришлет скорее стихи на смерть Бейрона; я и сам хочу прозою написать о том же. Вместе напечатаем!
Писала ли ты к Прасковье Юрьевна????? Писала ли ты?? Павлуша, когда бывает в гусарской курточке, приседает, думая, что это приличнее. Сегодня он ездил на дрожках с мамзель Горе и плакал, приехавши домой, говоря, что хочет ехать с нею во Францию. Наши девицы все спрашивают у меня, когда ты будешь им отвечать на их письма, и никак не понимают, что я еще не имею ответа твоего на эти письма. Ты довольно глупа, чтобы не понять, о каких
девицах говорю. О мамзель Каролине, Елене? Не так ли?
Вот, что Машенька написала сегодня в альбум Пашеньке: «Oh, que je suis transportée d'écrire dans l'album de ma soeur tendre (это à la d'Arlmeourt), que je connais depuis l'enfance!» А Пашенька говорит, что она этот альбом не отдаст за 250 тысяч рублей, потому что Машенька ее назвала за tendre soeur.
22-го. Здравствуй еще раз и прощай. M-lle Gorй все нездорова, и я советую ей ехать в Москву повидаться с Скюдери. Кажется, дня на два она поедет. Какие у нас все неудачи с наставницами! Я не предвижу, чтобы она могла остаться, ибо воображение в ней слишком поражено боязнию климата и желанием возвратиться во Францию. Все это меня очень расстроивает. Вот и лучше было бы мне ехать в Одессу, а тебе здесь оставаться. Напиши M-lle Goré; твое письмо будет ей, верно, приятно. Обнимаю и благословляю вас, моих милых, от души. Вот уж 15 дней, что ты в Одессе. Уж может быть перемена к лучшему в здоровии твоих больных. Нетерпеливо ожидаю вестей ваших. Цалую тебя нежно.
13.
Князь П. А. Вяземский своей жене.
Москва. № 9, 26-го [июня 1821 г.].
M-lle Goré в Москве и нас оставила. Дети пока у Четвертинских, т.-е. трое, а Петруша в Остафьеве; слава Богу, – здоровы. Скюдери решил M-lle Goré ехать тотчас во Францию; и в самом деле в том положении, в котором она теперь, то вредила бы себе, а детям
