Князь Козловский. Петр Вяземский

Наместнику не понравилась эта бесцеремонность. Он готов был дать о том резко почувствовать. Помилуйте, сказал Козловский, если она признавала бы вас за сераскира, то, конечно, подала-бы вам формальное прошение на длинном листе бумаги или даже на пергаменте. Но она видит в вас только Тюрена или Конде. А эти великие полководцы любили получать цедулочки от любезных женщин. При этих словах официальная щекотливость была, разумеется, разом обезоружена.

      В другой раз фельдмаршал был за что-то недоволен Английским консулом и, кажется, выразил ему свое неудовольствие не в бровь, а прямо в глаз. Это смутило и возмутило Козловского. Проживши много лет за границею с дипломатами и сам старый дипломат, он, по своим понятиям, видел в каждом дипломате лицо избранное и неприкосновенное.

      Легко догадаться можно, что Козловский употребил все свое красноречие, все свои уловки, чтобы уладить эту дипломатическую размолвку, чтобы усмирить эту бурю в стакане. Но князь Паскевич не сдавался. Он решительно не хотел делать ни одного примирительного шага. Дулся-ли Козловский на героя или точно был огорчен непреклонностию его, не знаю. Но несколько дней сряду не ходил он в Царский Замок. Наконец, однажды утром получает он приглашение на обед к Наместнику. Приехав к нему, застает он в числе приглашенных и Английского консула. Воображаем себе удивление и радость Козловского. Эта черта, как ни маловажна, не должна быть пропущена молчанием, для характеристики князя Паскевича. Тут есть что-то утонченно-вежливое и сочуственно-человеческое.