Говорить о Венеции и о физиономии ее, отличающейся от физиономий всех возможных городов во всем мире, – то же, что, говоря о железной дороге, заметить, как смело заметил, помнится мне, тот же Сухтелен, что железные дороги удивительно сокращают расстояния. Воля ваша, я в эти дерзости никак пускаться не могу. Ни язык мой, ни перо мое не поворотятся, чтобы занестись в эти превыспренности. Одним словом, не пускаясь в фразы и в описательную прозу, скажу вам, что по мне Венеция прелестна и жизнь в ней имеет невыразимую сладость. И во всяком случае, если лукавый дернул бы руку мою и стал бы я нанизывать прилагательные и эпитеты, читая письмо мое в шумном, пестром, тревожном Париже, в Париже, в этом море, воздвигнутом вечными бурями, вечной суматохой, вы не поняли бы ни меня, ни милых моих лагун. Нужно истрезвиться и утишить все чувствия, чтобы оценить и вкусить эту чистую негу.
Когда погода хороша, жена моя не сходит с террасы, а о прочих частях и редкостях Венеции знает понаслышке. Имеем иногда вести от Тютчевой. Она у брата своего в Lindau в Баварии. В конце октября думает она быть в Петербурге.
Отец Фридриха Великого был гуляка, любил вино, но не любил учености. Однажды вздумалось ему дать решить Берлинскому обществу наук, основанному Лейбницем, задачу: отчего происходит пена шампанского вина, которая очень ему нравилась. Академия попросила 60 бутылок для добросовестного исследования задачи и нужных испытаний. «Убирайся они к черту, – сказал король, – лучше не знать мне никогда, в чем дело, пить шампанское могу и без них».
Книжка 17. (1853)
Карлсбад, 12 мая 1853
Мы выехали из Дрездена 8 мая, приехали сюда 9-го.
Я встал в 6 часов. В 6 1/2 был на водах и ходил там до 8. После отправился на Hirschensprung. На дороге где-то вырезано на камне: «plutot etre, que paraitre». По-русски можно так перевести этот девиз: «не слыть, а быть».
Был у молодого князя Otto v. Schonburg и у Дрезденского старика Konnerits. У него встретился с г. Kalm, мужем Брунсвигской красавицы, с которой обедал я в Дрездене; у графа Kleist. Вечером приехала княгиня Репнина.
Дорогой из Дрездена в Карлсбад доделал я куплеты, которые уже давно вертелись в голове моей и должны быть вставлены в мое стихотворение Полтава.
13-е. Хотя на водах и запрещено заниматься делами, но все не худо иметь всегда при себе в кармане нужные бумаги. Эта глупость напоминает мне анекдот Крылова, им самим мне рассказанный. Он гулял или, вероятнее, сидел на лавочке в Летнем саду. Вдруг… его. Он в карман, а бумаги нет. Есть где укрыться, а нет, чем… На его счастье, видит он в аллее приближающегося к нему графа Хвостова. Крылов к нему кидается: «Здравствуйте, граф. Нет ли у вас чего новенького?» – «Есть, вот сейчас прислали мне из типографии вновь отпечатанное мое стихотворение», – и дает ему листок. «Не скупитесь, граф, а дайте мне 2-3 экземпляра». Обрадованный такой неожиданной жадностью, Хвостов исполняет его просьбу, и Крылов со своей добычей спешит за своим делом.
Кстати