Ты знаешь это, и твои инструкторы знают это; тебя учили – и выучили – постоянно быть начеку и все такие поползновения подавлять в зародыше. И вот объясни: как это могло случиться, что необученный новобранец смог подвесить тебе бланш под глаз? Он даже не должен был успеть дотянуться до тебя, ты должен был мигом отключить его, когда увидел, куда он нацелился. Почему ты позволил себе расслабиться? Может, ты потерял форму?
– Не знаю, – тихо ответил Зим. – Должно быть.
– Хм-м-м! Если так, то в боевую часть ты тем более не годишься. Но это не так. Или не было так еще три дня назад – мы с тобой работали спарринг. Так где же ты дал маху?
Зим ответил не сразу.
– Похоже, я подсознательно отметил его как одного из безопасных.
– Таких в природе не существует.
– Да, сэр. Но он был таким послушным. Так старался выслужить срок – у него никаких способностей, однако он упорно старался. И я, должно быть, посчитал его безопасным – подсознательно.
Помолчав, Зим добавил:
– Кажется, это оттого, что он мне нравился.
Френкель фыркнул:
– Инструктор не может позволять себе любить своих подчиненных.
– Я знаю, сэр. Но все же… Они – прекрасные ребятишки. Всех тормозов мы уже отправили. У Хендрика только один недостаток: кроме неуклюжести, он думает, что знает уже все на свете. То есть это ничего, я сам в свое время таким был… Я хочу сказать, всякая шушера отправилась домой, а те, кто остался, – энергичны, дисциплинированны и всегда начеку, точно элитные щенки колли. Из многих выйдут настоящие солдаты.
– Значит, в этом дело – он тебе нравился… и поэтому ты не среагировал вовремя. И потому он пошел под трибунал, получил порку и был уволен «за нарушение Устава». Зам-мечательно!
– Да, сэр, – ответил Зим. – Мне было бы куда легче, если б выпороли меня.
– Придется тебе очереди подождать – я все-таки по званию старше. Как по-твоему, чего мне больше всего хочется уже битый час? Чего я больше всего боялся с той минуты, как увидел в дверях тебя с синяком под глазом? Да я из кожи вон лез, чтобы обойтись административным наказанием, – так нет, надо же было дураку-мальчишке болтануть языком! Кто же знал, что он настолько туп, чтобы так вот взять и ляпнуть: я ударил его… Он – именно из «тормозов»; ты уже давно должен был отсеять его… А не нянчиться до последнего! Он-таки ляпнул – мне, и при свидетелях, – и я вынужден был дать делу ход. И поехало… Возможности пропустить все мимо ушей не было никакой, оставалось сделать козью морду, принимать законные меры и смириться с тем, что на свете будет еще один штатский,