– С дороги! – крикнул Сербин. – С дороги, полковник! Поперек не становись!
Гамов поднял руку, показывая, что хочет говорить.
– Не слушайте! – надрывался Сербин. – Нужна мне награда, когда я, мертвый, буду валяться в дерьме! Я сыт им по горло! Прочь с дороги!
– Взять его! – крикнул Гамов.
В диверсионный отряд подбирались не только смелые, но и сильные. Сербин отчаянно забился в дюжих руках. Он попытался что-то крикнуть, но удар Вареллы усмирил его. Охрана машин снова взметнула резонаторы. С десяток диверсантов, став между ней и толпой, стали теснить недовольных назад. Солдаты под дулами резонаторов, сдерживаемые стенкой схватившихся за руки людей, недобро молчали. Любое неосторожное слово могло вызвать новый взрыв. Я боялся, что Гамов не сдержится. Но и тени гнева не было на его лице.
– Семен Сербин, по закону военного времени я должен расстрелять тебя перед строем за попытку поднять бунт, – сказал Гамов так громко, что его услышали даже тугоухие. – Но я не буду этого делать. Я верю в тебя, Сербин. Ты человек смелый, к тому же ни разу не ранен, не ослаб – значит будешь страшен врагу. Убежден, что ты еще проявишь себя в бою – и я пожму тебе руку и вручу ценную награду. Но за сегодняшнее буйство тебя тоже надо наградить. Ты сказал, что сыт по горло дерьмом. Нет, Сербин, ты еще не пробовал настоящего дерьма. А сейчас испробуешь – и точно досыта! – И Гамов властно приказал: – Бросить его в отхожий ров!
На склоне холма, позади электроорудий, был вырыт отхожий ров с наклоном в быстротекущую Барту. Несколько диверсантов потащили туда отчаянно забившегося Сербина. Толпа, не сразу разобрав, что произошло, зашевелилась, загомонила, стала распадаться. Прошла минута или две – и все бросились к отхожему рву. Вокруг машин осталась охрана и мы с Гамовым.
– Посмотрим, – хмуро сказал Гамов. – Это противно, но надо видеть, что делаем.
Надо рвом взметнулось тело Сербина. Его вопль потонул в разноголосом реве толпы. Все теперь теснились к обрыву, чуть не валясь в ров. Сербин упал в зловонное месиво, вскочил, поскользнулся, опять упал, опять вскочил. Он дико ругался, а ему отвечали хохотом: очень уж смешон был человек, стирающий грязными руками грязь с лица и одежды и что-то со слезами орущий сквозь коричневую маску, облепившую всю голову. Вероятно, были и осуждающие голоса, но их заглушал безжалостный хохот развеселившейся толпы.
Гамов подозвал одного солдата.
– Разыщи командира его отделения. Пусть проследит, чтобы Сербин отмылся в Барте и выстирал свою одежду. И пусть передаст Сербину, чтобы до первого боя даже случайно не попадался мне на глаза.
Мы вернулись к машинам. Гамов был мрачен и подавлен. Перед лицом бушевавшей толпы он выглядел куда спокойней, чем после так своеобразно ликвидированного