– Вставай, керя, – проворчал он, расталкивая Витька́. – Разнежился!
– Чо? – Витёк ошарашенно дернулся, сел и с трудом разлепил веки. – Ты чего, Фрол?
– Хватит те дрыхнуть! Давай вот переобуйся. – Он запустил в него коробкой.
Витёк с ловкостью футбольного вратаря принял ее на грудь и без лишних слов начал снимать свои некогда коричневые штиблеты.
– Давай сюда колеса! – скомандовал Стекольщик, уныло любуясь обновой.
Встав во весь рост на пригорке, он зашвырнул один за другим старые ботинки в камыши. Инстинктивно метился в невидимого куличка, который все посвистывал себе и никого не трогал. Привыкшая к тишине птица вспорхнула и перелетела на более спокойное место.
Стекольщик прислушался. Только слабая зыбь била в корневища осоки да изредка всплескивала рыба, спасаясь от щуки.
– Чем это так пахнет? – спросил, принюхиваясь, Витёк.
– Торф горит. Может, топят, а может, сам по себе. Болото ежели загорится, то всю зиму тлеть подо льдом может. Нипочем не затушишь!
– Ишь ты! – цыкнул зубом Витёк. – Страсти!
– Вот те и страсти. Мы вчерась костер не погасили, а зря! Беда могла приключиться.
– А это не от нас? – нахмурился Витёк.
– Не, – беспечно отмахнулся Стекольщик. – Нигде же ничего. И тихо.
Но Витёк, более чуткий на ухо, уловил все же далекий клекот колокола, тарахтение моторов.
– Звонят вроде.
– А пускай себе, – безмятежно прищурился на встающее за лесом солнышко Стекольщик.
– Не пожар ли? Дымом-то пахнет!
– На электростанции топят, в Электрогорске. Огня-то нет?
– Огня нет, только как бы не того…
– Не нашего это ума дело, Витя. Мы тут ни при чем. Если бы от нас загорелось, мы бы первые к Богу в рай попали. С мотоциклом!
– Давай закусим, что ли, Фрол?
– Похмеляться будешь? – спросил Стекольщик.
Он с отвращением думал о вчерашней гулянке и не собирался начинать все сначала. Но гарь и особенно беспрерывный колокольный набат, который он теперь тоже вроде бы различал, встревожили его. Мучимый сомнениями по поводу вчерашнего дела, он постарался скрыть от Витька́ страх перед новой угрозой. Проработав целый сезон на болоте, он не мог не знать, что торф всегда загорается в самом неожиданном месте. И часто никто не знает почему. Ведь сохнущий торф подвержен самовозгоранию. Таинственная деятельность взрывообразно размножающихся в нем микробов приводит к перегреву, который заканчивается пожаром. Конечно, далеко не всегда виноваты микробы. Порой он вспыхивает, подожженный молнией, в неистовую июльскую грозу, и горит, не подвластный обильным ливням, которые только распаляют сокровенный, подспудно тлеющий жар. Бывает, что фрезерную крошку поджигает случайная искра, выбитая тракторной гусеницей из гранитных валунов, которых на болотах, порожденных отступающим ледником, не счесть. Иногда такая искра выскакивает из выхлопной трубы двигателя.