Перед ним лежал освещённый участок шириной около двадцати метров. Слепящие лучи прожекторов, установленных на ажурных столбах где-то высоко над головой, перекрещиваясь друг с другом, падали на землю, освещая каждый кустик, каждый бугорок так, что от них не оставалось ни малейшей тени. Тень появлялась дальше, у установки. Её громада, схваченная паутиной эстакад, арок и пристроек, взмывала высоко в небо, теряясь в слегка подсвеченной звёздами темноте. Прожекторы были уже не в силах справиться с такой мощью, и у основания установки лежал зыбкий серый полумрак.
Кусочек высвеченного пространства среди абсолютной темноты вызывал ощущение нереальности, чего-то фантастического. Пересечь его казалось невозможным.
Слева послышался скрип песка под ногами. Он бесшумно отполз назад, в темноту. Солдат с автоматом через плечо прошёл и исчез в мареве света. Часовой? Но по карте его здесь быть не должно. Не зря, видно, он почувствовал опасность.
Он осторожно пополз за часовым, стараясь держаться подальше от границы света и тени. Пройдя немного, часовой повернулся и направился назад. Значит, его сектор охраны заканчивается здесь.
Спустя некоторое время из слепящего света вынырнул другой часовой, развернулся и ушел. Он отполз подальше в тень и стал терпеливо наблюдать.
Прошло полчаса. За это время он определил, что часовые обходят свои сектора примерно за три минуты. В его распоряжении около минуты. Больше нельзя, – могут обнаружить.
Часовой слева подошел к границе сектора и остановился. Заметил? Он замер и вжался в песок, задерживая дыхание и стараясь унять бешено застучавшее сердце. Нет, обошлось. К часовому подошел тот, другой. Они закурили украдкой, перекинулись несколькими словами и разошлись.
Всё, момент настал. Он выждал, когда часовые разойдутся подальше, и, крадучись, метнулся к установке, каждую секунду ожидая окрика. Всё ближе и ближе спасительная темнота. Он влетел в тень и упал на землю. Нечем было дышать, сердце гулко било в груди. Но и здесь задерживаться опасно. Только вперёд. Он пополз, огибая торчащие в беспорядке сваи и балки, и только привалившись к стене какой-то пристройки, расслабился.
Один трудный этап позади. Всё пока складывается удачно. Часовые не заметили, продолжают монотонно ходить туда-сюда. Дальше их нет, разве что у лифтоприемника. Фотоглаз не так страшен, если знать, где он установлен. А их понатыкали на всех лестницах и площадках. Следовательно, там идти нельзя. Он посмотрел вверх. Металлические балки, сплетаясь в сеть, терялись в вышине, полностью закрыв звёзды. Он достал карту, накрылся полой куртки и стал изучать дальнейший маршрут. Лифтоприемник с часовым где-то с противоположной стороны. Здесь район малого захвата. Нужно идти влево, к большому захвату. Посмотрел на часы. До рассвета оставалось чуть больше трех часов. Надо поторапливаться.
Изрядно поплутав, он, наконец, выбрался к основанию большого захвата. Время подгоняло. Отдохнув пару минут, он размотал накрученный вокруг пояса шнур со свинцовой гирькой на конце, проверил узел на другом конце шнура, привязанного к карабину на прочном кожаном ремне. Долго вглядывался в путаницу балок и, наконец, примерившись, метнул гирьку вверх. Перелетев через балку, гирька упала вниз, потянув за собой шнур. Выбрав слабину и помедлив мгновение, прощаясь с твердой, надежной опорой земли, ухватился за свободный конец шнура и, подтягиваясь на нем, начал медленно подниматься вверх. Добравшись до балки, пристегнулся другим куском шнура с карабином к ближайшей стойке и только тогда немного отдохнул. Затем подтянул конец с гирькой и метнул её снова.
Все выше и выше. Уставшим рукам всё больше приходилось давать времени на отдых. Голова от усталости затуманивалась, терялась ориентация движений. А предательские лестницы и площадки так и звали отказаться от тяжёлого подъема и ступить на них. Но ни в коем случае нельзя поддаваться. Иначе вой сирены, топот ног часовых и бесславный конец всей затеи. С фотоглазом шутки плохи.
Вверху стали просматриваться первые звёзды. Близок конец подъёма. Балки стали гуще. Можно было подниматься по ним, не пользуясь шнуром. Сбитые в кровь руки и ноги в не выдержавшей, порванной обуви нещадно болели. Выбрав поудобнее место, он закрепил страховочный шнур и достал карту. В предрассветных сумерках уже можно было различить отдельные детали. Ага, вот и сам корпус. Где-то слева и выше должна быть кабина лифтоприемника. Ещё один рывок.
Рядом с лифтом в корпусе виднелся люк. Он был закрыт. Соваться к нему бесполезно и опасно, – можно попасть под невидимый луч фотоглаза. Оставалось только ждать. Он залез на кабину лифтоприемника и, стараясь не касаться кабелей и неподвижных, но готовых прийти в движение, вращающихся частей, улёгся на платформе, прислонившись к двигателю.
И тогда в полную силу навалилась усталость. Ныли руки и ноги. Казалось, уже нет