– Чтой-то нынче Шихамура с тобой так любезничает? – Интересуется подошедший к Гланде Афишкин.
– Не иначе – от любви великой, Афишечка, – отвечает Гланда, а про себя думает:
– Глупый ты человек, Афишкин. Тебе хоть объясняй, хоть нет – все равно ни в чем не разберешься: у тебя весь мыслительный аппарат – одна извилина, и та прямая… Как ты еще умудряешься стихи ковырять – ума не приложу… Да такие и стихи… Ты, кроме как Хозяину воспевания преподносить, ни на что, пожалуй, и не способен… Да и те в лоб лепишь, и весь ты прямолинейный в своем услужении по причине распрямленной извилины… И живешь ты, как говорится, в буквальном смысле, схитрить половчей – и то не сумеешь, не говоря уже о том, чтобы складно соврать. Да я бы при твоих коротких ногах сама себя бы переврала! А к тебе, значит, что у лжи короткие ноги, не относится, – я и при своих длинных в тыщу раз тебя завиралистей! И сколько ты, Афишкин, ни делай отвлеченное выражение лица – за версту видно, что это у тебя не от поэтичности натуры, а от прозаичности глупости. Ты ведь и не допрешь, что Кормилец наш приказал мне над тобой шефство взять и прямолобность твою хотя бы на зигзаги перековать, потому что вообще-то ты ему нравишься несокрушимой преданностью и желанием быть на него похожим – каждый дурак уже понял, почему ты свой обтянутый в клетку зад день ото дня округляешь, – нагуливаешь его под самого Отпетова. И он это твое «хобби» одобряет, потому что знает – до него тебе никогда и не дотянуться, однако усердие твое ценит… Он вообще такими людьми не разбрасывается и считает: если тебя малость отесать – и ты на что-нибудь сгодишься…
– Как же это может