Это принятое у айильцев приветствие было всего лишь данью обычаю. Сам Ройдан почти не потел, но жители Пустыни, где вечно печет солнце, а тенистое дерево – диковина, почитали прохладу за наивысшее благо.
– Я вижу тебя, Ройдан, – отозвался Ранд в соответствии с обычаем. – Да обретешь ты прохладу. Скажи, есть здесь поблизости Благородный Лорд Вейрамон?
– Он там. – Ройдан кивком указал на расцвеченный красными полосами павильон под темно-алой крышей. Вокруг него выстроилась вышколенная стража – тайренские воины в полированных нагрудниках, надетых поверх черных с золотом одеяний Защитников Твердыни. Все они держали копья под одним строго выверенным углом. Над головами караульных на горячем, словно исходящем из печи ветру реяли знамена – Три Полумесяца Тира, белые на ало-золотом фоне, Восходящее Солнце Кайриэна, разбрасывающее золотистые лучи по небесно-голубому полю, и между ними – Драконов стяг.
– Все вожди из мокрых земель собрались там, – промолвил Ройдан и, взглянув Ранду прямо в глаза, добавил: – Бруана уже три дня не приглашали в этот шатер. – Бруан являлся вождем Накай Айил, того самого клана, к которому принадлежал и Ройдан. Вдобавок они оба происходили из септа Соляная Залежь. – И не его одного. Ни Гана из Томанеле, ни Деарика из Рийн – ни одного из клановых вождей.
– Я поговорю с ними об этом, – заверил его Ранд. – Передай Бруану и другим вождям, что я здесь.
Ройдан с весьма серьезным видом кивнул.
Искоса поглядывая на мужчин, Энайла склонилась к Джалани и заговорила шепотом, который, впрочем, легко было расслышать шагов с десяти:
– Знаешь, почему их прозвали Громоходцами? Да потому, что, даже когда они стоят на месте, ты то и дело смотришь на небо, ожидая молнии.
Девы зашлись от хохота.
Молодой айильский воин подпрыгнул выше головы Ранда, выбросив в воздух обутую в мягкий сапог ногу. Красивый юноша, если не считать пересекающего лицо бледного шрама и черной повязки, прикрывающей выбитый глаз. На его голове тоже красовалась повязка Копья Дракона.
– А вы знаете, почему Девы часто используют язык жестов? – выкрикнул он в полете, а приземлившись, скорчил рожу. Но не Девам – он обращался к своим товарищам, делая вид, будто женщин поблизости вовсе нет. – Да все потому, что, даже когда у них во рту языки от трескотни отсохнут, прекратить болтать им все едино невмоготу.
Ша’мад Конд расхохотались, так же как и Девы.
– Одни только Громоходцы и находят честь в том, чтобы охранять пустой