Она подумала, что институт брака сильно бы пострадал, если всех молодых людей, одержимых мыслью о женитьбе, приводить сюда на утреннюю экскурсию. Вечером девушки выглядят куда лучше; особенно при неярком свете. Недаром поздний вечер и темная ночь – время романтиков и влюбленных; время пылких признаний и бушующих страстей. Лунный свет и дрожащий огонек свечи сильно способствуют любви.
Помнится, высокий ординатор на ночные свидания тоже приносил с собой свечи. Правда, они не горели; их приходилось засовывать кое-куда. Но любви они, конечно, способствовали; во всяком случае, так считал ординатор. До того момента, пока не попалась негодная; давшая осечку, как холостой патрон. Сама ведь виновата: знала, что высоким ординаторам доверять нельзя. А уж свечам – тем более.
Юля усмехнулась. "Хорошо, что… Да ничего не хорошо!". Она решительно зашагала по коридору.
В умывальнике почти никого не было. Два ряда раковин вдоль противоположных стен; облупившаяся эмаль, краники открываются с трудом, вода ржавая и течет тонкой струйкой. Но ведь и этого могло не быть. Хорошо!
Юля открыла кран и плеснула водой на лицо.
Она умывалась и прислушивалась к разговору двух девушек, стоявших у окна. Девушки курили и стряхивали пепел в обрезанные алюминиевые банки, служившие пепельницами.
– Такая тихоня! Я бы ни за что не подумала. А все строила из себя: "Спасибо-пожалуйста! Будьте добры!", – говорила одна: высокая, с желтыми крашеными волосами и пробивавшейся чернотой у корней. – В столовой всегда ложку и вилку протирала носовым платочком. За хлеб – двумя пальчиками, а за аппарат, небось, – двумя руками!
Раздалось громкое переливистое ржание.
– Ну что ты хочешь – она же из Медыни, – давясь от смеха табачным дымом, отвечала вторая – изогнутая на манер вопросительного знака и с коротким ежиком на голове.
– А говорила, что никого здесь не знает! – восклицала первая. "Тетя-лошадь", – так ее окрестила про себя Юля.
– Ну, теперь-то уж знает! И, наверное, неплохо знает, – со значением роняла вторая.
– И кто на нее позарился? – негодовала "тетя-лошадь". – Маленькая, страшненькая, с этим дурацким "карэ"…
– Извращенцев полно! – успокаивала ее сутулая. Там, где у Юли футболка натягивалась, у нее висела, как белье на веревке.
"Наверное, она считает извращенцами всех, кому нравится красивая грудь, – ехидно подумала Юля. – Тогда ты близка к истине, подруга: таких действительно полно. Пруд пруди. Выйди я сейчас на улицу – и все бы оборачивались. А от тебя – отворачиваются".
– И имя-то дурацкое – Эльвира! – ставила точку "тетя-лошадь": по ее мнению, у девушки с таким именем не было никаких шансов.
"Интересно, а как тебя зовут? Фру-фру? Или Зорька?".
– Да, – сутулая согласно кивала; добавить ей было нечего. – Сдала два экзамена