Со своего места Тарас смог-таки разглядеть группу воинов, которая пыталась управлять сражением. Бинокля у него, конечно, не было, но кое-что можно было различить, и он был уверен, что среди них находится сам Агенор, яростно размахивавший руками, в одной из которых был зажат меч. Вскоре стал ясен смысл приказов, которые он отдал своим людям, – отступать! Но это было уже не так просто. Греки развернули строй, и теперь основной удар пришелся на «Бессмертных», которые не привыкли бросаться врассыпную при первом же сопротивлении противника. А кроме того, к ним на «усиление» все по тому же оврагу, так опрометчиво не заблокированному Агенором, прибыли персидские пехотинцы в одеждах, ничем не отличавшихся от всадников.
– Ох и любит же Мардоний афинян, – не мог нарадоваться Тарас, – прислал лучшие силы.
Однако ярость греков, попавших в окружение, превзошла мастерство «гвардии» Ксеркса. «Больно уж сильно бьются, – озадачился вдруг Тарас, глядя на набиравшую обороты мясорубку, которая уже вновь переместилась с перевала на равнину, – а нет ли там, за перевалом, самого царя Персиды? Может быть, он сейчас стоит там, с другой стороны долины, наблюдает за сражением и радуется. Как я».
Тарас прищурился сильнее, словно действительно хотел рассмотреть гордый профиль царя среди скал, и невольно усмехнулся своей жестокой шутке – в ней была доля правды. Не стал бы царь персов отпускать свою гвардию так далеко, если бы сам не находился поблизости. Кто же его тогда охранять будет? Ведь стараниями Тараса, преуспевшего в новой для греков партизанской войне, Ксеркс получил хороший урок и напоминание, что даже за крепкими стенами лагеря он не может ощущать себя в безопасности. Спартанцы проникнут везде, сквозь любые заслоны. А это значит, что пока жив хоть один из них, царь Персидской империи может передвигаться по землям греков только под большой охраной.
Точное местоположение Ксеркса Тарасу было неизвестно. Некоторое время назад разведка доносила о том, что «Богоподобный» переместился из своего лагеря у Фермопил южнее, но, где он в настоящий момент, никто, кроме Леонида и его приближенных, не знал, а с Тарасом они информацией, ясное дело, не делились. Не того полета птица, хотя и вовлечен в интриги. Но, сделав подобные выводы, Тарас сам подивился их стройности. А почему бы нет? Царь персов, если не двинулся из лагеря морем, – а о новых сражениях с флотом греков пока ничего было не слышно, – вполне мог находиться уже здесь. В это мгновение Тарас даже пожалел, что афиняне не смогли взять перевал. Вдруг бы им удалось неожиданно захватить самого Ксеркса. Тогда мог наступить конец войне. Но «подобревший» спартанец быстро вспомнил, кому он служит, и решил, что для Леонида это было бы самым худшим вариантом. Все его планы тогда провалились бы, а престиж афинской республики и без того немалый, после сражения у Марафона и морских побед сразу взлетел бы до небес. Полисы