Овнан стоял неподвижно, сложив руки на груди, не сводя глаз со жрицы, с ее сверкавших глаз. Волнуясь, слушал он ее странный голос и говорил себе: «Если эта женщина только актриса, то она хорошо играет свою роль, я даже среди греческих актрис не видел таких. Если то, что она говорит, правда, то горе нам, горе армянскому народу. Но чем может доказать эта необыкновенная пророчица верность своих предсказаний?»
Между тем, жрица, склонив голову на грудь, казалось, была погружена в глубокий сон. Свирели продолжали свою грустную песню. Вдруг жрица вздрогнула, подножник под ней покачнулся, глаза ее раскрылись, сверкнули гневом, и, указывая на Овнана пальцем, она воскликнула:
– Ты хочешь доказательства, выслушай же, о чем мне поведала Артемида21, чье прошлое перед моими глазами. Я вижу тебя прекрасным юношей, едва достигшим зрелости, горячим, как огонь, с сердцем, охваченным любовью, как луна нимбом. Но какая глупость, о горец, о бедный селянин из Хута, на кого ты поднимаешь взоры, на что надеешься? Ты осмеливаешься раскрыть свое пламенное сердце перед девушкой, увенчанной княжеской короной?
При последних словах Овнан вздрогнул, словно ужаленный змеей, и посмотрел на невидимую дверь.
– Куда ты смотришь, куда ты хочешь бежать? – продолжала жрица. – Ты хотел доказательств? Так вспомни прекрасные лунные ночи той весной, сад, благоухающий розами, куда трепетно входил ты с маленьким ключом в руках, первую ночь любви, с которой не сравнится ничто на свете, когда ты впервые услышал от любимой слово «люблю», ставшее для тебя причиной стольких бед и страданий. Да, первую ночь, когда ты, слуга, горец, поселянин, осмелился опуститься на колени перед юной княжной и поцеловать ей руку. Но годы счастья быстро умчались. Княжну, укрытую покрывалом, отправили на запад, к греческой границе, замаливать свои грехи, а тебя, избитого и закованного в цепи, – на восток, в один из монастырей, каяться в своем тяжком преступлении, в том, что ты не различил глубокой пропасти, отделяющей азата от аназата22, знатного от незнатного, нахарара от поселянина, богача от бедняка. Да, за то, что ты осмелился полюбить девушку, на которой ты не заметил княжеской короны. Ты проник в ее благородное сердце и забыл, кто ты. Жалкий червь, ты пожелал подняться, как орел, к солнцу. Вот о чем ты думал все эти годы, когда, заключенный в монастырь, мечтал только о том, чтобы вырваться на волю и узнать, что стало с богиней твоего сердца.
Все, кто был