Габриэлу уже невмоготу было сидеть на диване, он встал. Но взгляд аги, удивленный и осуждающий такое своеволие, вернул его на место.
– Ты хочешь знать намерения правительства? Я знаю только то, что стамбульские атеисты используют национальную рознь для своих целей. Ибо скрытые двигатели безбожия – страх и предчувствие поражения. Вот они и открывают в каждом городишке читальные залы и вывешивают там листки с последними новостями, распространяющие злобные наветы… Это хорошо, что ты ко мне пришел…
Рука Габриэла судорожно сжала шкатулку с монетами.
– Если бы дело было только во мне! Но, как тебе известно, я не один. Мой брат Аветис умер, не оставив потомства. Таким образом, мой тринадцатилетний сын – последний в нашем роду. Кроме того, я женат на француженке, она принадлежит к французскому народу и не должна безвинно страдать за то, к чему вовсе не причастна.
Ага не без строгости возразил:
– Раз ты на ней женился, отныне она принадлежит к твоему народу и не свободна от его кармы.23
Не стоило и пытаться объяснять этому закоренелому приверженцу Востока характер и волю к самоутверждению женщины Запада. И Габриэл пропустил мимо ушей его выпад.
– Я должен был отвезти семью за границу или хотя бы в Стамбул. Но сегодня у нас отобрали паспорта, а от каймакама я добра не жду. Турок положил свою легкую руку на колено гостя.
– Я бы тебе решительно не советовал ехать с семьей в Стамбул, даже если бы представилась возможность.
– Но почему? В Стамбуле у меня много друзей во всех кругах общества, в том числе и в правительственных. В Стамбуле – центр нашего торгового дома. Мое имя хорошо известно.
Рука на колене Габриэла стала тяжелой.
– Вот потому-то, что имя твое хорошо известно, я и хотел бы удержать тебя даже от самой краткой поездки в столицу.
– Из-за войны в Дарданеллах?
– Нет, не поэтому.
Лицо старика замкнулось. Он как будто прислушивался к внутреннему голосу, прежде чем снова заговорил:
– Никто не может знать, как далеко правительство зайдет. Но достоверно одно: первыми пострадают именитые и выдающиеся люди вашего народа. И в этом случае доносы и аресты начнутся именно в столице.
– Ты высказываешь предположение или у тебя есть данные для того, чтобы предостерегать меня?
Ага уронил четки в широкий рукав своего одеяния.
– У меня есть данные.
Самообладание покинуло Габриэла. Он вскочил.
– Что же нам делать?
Вслед за гостем учтиво встал и хозяин.
– Если дозволишь дать тебе совет, я бы сказал: возвращайся домой в Йогонолук, живи там в мире и жди. При таких обстоятельствах ты едва ли нашел бы место, более приятное для себя и семьи.
– Жить там в мире? – иронически повторил Габриэл. – Да ведь это уже тюрьма!
Рифаат Берекет отвернул лицо, его покоробило от этого слишком громкого