Но, тяжко опустясь к глубокому песку,
По сердцу разливал мне мрачную тоску...
Какая же это высокопарность? Истинное чувство! А как она смотрела на Фингала!
– Яковлев и в самом деле красавчик. Не будь он актер, дамы из-за него дуэли устраивали бы!
– Дамы? Дуэли из-за мужчины?! Не пережил бы, клянусь, раньше закололся бы кинжалом, когда б узнал, что моя, скажем, персона сделалась причиной дамской дуэли и такого падения бесподобной, чудной, обожаемой мною женственности!
– Павлов, ты не тревожься, голубчик, твоя персона причиною женского разлада не станет вовеки!
Кругом захохотали – сей Павлов был малорослым, худым, курносым, веснушчатым, при этом его добродушие казалось неиссякаемым, оттого он хохотал сейчас вместе со всеми.
Алексей Охотников тоже безотчетно улыбнулся, хотя настроение его совсем не располагало к веселью. Нынче разъезд у Большого Каменного театра, который был возведен архитектором Тома де Томоном и считался самым прекрасным в Европе (говорили, что ничего подобного нет даже среди двадцати театров Парижа, которыми столица Франции скорее загромождена, чем украшена!), затянулся. Так всегда случается после премьер: зрители галерки и стоячих нижних мест переговаривались, перекрикивались, загораживая дорогу каретам, в которых разъезжалась сановитая знать. В зале было не до разговоров, такая там царила теснота, яблоку, прямо скажем, негде упасть: за билеты перекупщикам платили огромные деньги, за контрамарки давали взятки, превышающие даже стоимость билетов у перекупщиков, на стоячих местах уже за час до начала представления народ напоминал селедок, напиханных в бочку вниз хвостами и вверх головами с наивысшей степенью плотности, галерка грозила обвалиться под тяжестью набившихся туда жадных зрителей... В такой толчее мудрено разглядеть ту, которую так хотелось увидеть...
Алексей вздохнул. В той ложе, в которой она обычно бывала с мужем, ее нынче не оказалось. Супруга ее – тоже. Но это вовсе не значило, что ее не было в театре. Наташа – Наталья Голицына, кузина Алексея и наилучшая подружка его детства, юности и всей жизни – как-то, словно невзначай, обмолвилась, что иногда она является в театр инкогнито, переодевшись так, что никому и в голову не придет заподозрить, что дама, похожая на богатую вдову, еще не до конца снявшую траур, в темном, хотя и роскошном платье со скромным декольте, с небольшой берилловой гирляндой в гладко причесанных волосах (чудилось, она надела веночек из незабудок), – не просто дама, а... Вот разве что те, кто случайно заглядывал в ее глаза, изумлялись, насколько цвет бериллов совпадал с цветом этих глаз, тоже напоминающих незабудки.
Алексей с досадой качнул головой. Дамы в незабудках он нынче не видел. Может быть, просто не разглядел, хотя куда чаще направлял лорнет на ложи и ряды, а не на сцену. А может, она оделась иначе этим вечером? Хотя нет, нет, взор влюбленного узнал бы ее в любом наряде!
А вдруг кто-то заподозрил, что она тайно бывает здесь? И об этом донесли ее мужу? И он увидел в том не