– Этот твой помидорчик в готовом маринованном виде одновременно с «Сибирской» – без проблем в любом гастрономе…
– Не понимаешь ты, старик, поэзии труда на земле! И все потому, что не садист ты, нет. И не народный мститель. Ты, дорогой мой Вовчик, – баптист натурель. Какая новая фемина опять влечет тебя в разврат?
– Погиб пиит… – Вовчик со снисходительной улыбкой поглядел на Бориса. Пикироваться они любили оба. – Да… Никак мэтр Столяров снова впал в лирическую прострацию, нет? Лавры Мишки Вишнякова покоя не дают…
– Ты Мишку не тронь, – строго посмотрел через очки Борис. – Для кого Мишка, а вам, молодочел, Михал Евсеевич. Это ваше безудержное величество только и умеет баб тискать, а мы – поколение шестидесятых – женщин всегда лю-би-ли!
– И на их деньги пили!
Вовчику очень понравился его экспромт.
– Не смешно, старик, не смешно… – Боря вернулся в исходное положение, отчего стул под ним скрипнул с пронзительной жалостью. – Но чего не простишь зеленому поколению…
– Кстати, продолжая тему… Насчет народных мстителей… – Вовчик потыкал пальцем в номер «Мегаполиса». – Пенсии, кол-л-лега, мы дожидаться не стали. Это ж только некоторые – не будем показывать пальцем! – обретают смелость вскрывать язвы обчества, выйдя на какой-то там, но явно не заслуженный, отдых. В перерывах между приступами садизма и огородничества. А пытливый ум настоящего репортера…
– Гиены пера…
– …настоящего репортера и труженика многополосной печати…
– Хвались, едучи с рати!
– Имен-но! Это вы, дорогой Борис Ефимович, очень точно подметили, – с нее самой и едучи! Ре-ко-мен-ду-ю! – назидательно сказал Вовчик и развернул перед коллегой цветные листы. – Ду ю, ду ю – презентую!
Он вытянул из стаканчика с карандашами и шариковыми ручками фломастер и размашисто расписался над кричащим заголовком «ЧИТАго: кровавые дела провинциальной мафии».
– Ну-ка, ну-ка. – Боря поднес к глазам газетную страницу. – Так это ты, старина, разродился? Силен! Обличитель криминала и гроза «козы ностры»!
– А то!
Вовчик Николаев совершенно искренне, как и абсолютное большинство представителей творческих профессий, полагал себя мэтром. Конкретно – репортерского труда. Посему ему требовался творческий простор, вернее, более широкая аудитория читателей, общественное и профессиональное признание. Последнее – обязательно и крайне актуально.
Коллег следовало умывать регулярно, потому как, если есть мэтр, то все остальные собратья по перу могут классифицироваться только в две категории: а) способные писаки, но не мэтры; б) бездари.
Вовчик вообще смотрел на свою профессию с изрядной долей практического цинизма. В журналистике он видел неплохую возможность заработать, хотя при этом ощущал и охотничий азарт.
Поймать «свежачок» и быстрее других закатать