по всенародному хотенью
небытие являлось тенью,
внося изрядный оживляж.
Пусть этого казалось мало,
а после и того не стало,
но до чего хорош был слив
и распрощаться с прошлым повод, —
кто знал, что мне был уготован
великий город Тель-Авив,
откуда сутки, если прямо,
пешком до гроба Авраама,
в чём искупление моё,
хотя узнаем мы едва ли,
зачем нас и кому сдавали,
но точно – каждому своё.
Индульгенция
В низинах ели печенье с чаем,
в высокогорьях пасли овец:
«Сын за отца не отвечает», —
сказал народу его отец.
Политкоррект
лишить Израиль
легитимации
путём
окончательного решения
еврейского вопроса
Музе
Супостаты и угрозы
доведут меня до прозы,
до ответственности груза,
или ты не слышишь, Муза?
Посреди чудовищ бала
ну чего нам не хватало
от прозрений до потерь
всех и вся, а что теперь —
под конвоем к алтарю,
где уродов помирю?
На черта сдалась нам, Муза,
социальная обуза,
раз и впрямь добро со злом
мёртвым связаны узлом?
Нет, дорожкой неземной
приходи, побудь со мной,
а Всевышнего сексот
пусть вселенную спасёт.
Местечко Кейсария близ Хадеры
Неважно, где зарыт был Ирод,
но важно, где и кем был вырыт,
а древнеримский акведук
здесь, как психический недуг,
зато не так уж, чтоб вдали,
стоят изделия Дали
и успокаивают разум —
вот Путин из морских глубин
выходит, обнимая вазу, —
везёт же некоторым, блин —
его встречает древний аспид,
и кто тут только не был распят…
А мне за то, что я хороший,
в аренду эту землю Ротшильд
сдал на полвека… Нынче в хате
считаю дни свои – мне хватит.
Детство
Я накопил деньжат на компас —
мне это было по плечу —
передо мной зияла пропасть,
я до сих пор в неё лечу.
«Какой в последнем поце ум…»
Какой в последнем поце ум,
такой на свете социум,
что для вождя и media,
похоже, не трагедия.
Аншлаг
Когда-то поэты собирали стадионы,
сейчас и футбол стадиона не собирает —
казалась Чаша сия бездонной,
казалась даже подобьем рая
земного, правда, где – было, было —
толпа пускала Судью на мыло,
спасая душу свою и тело, —
и толпы живы, и судьи целы,
и никуда не девались гунны —
не замечай,