Он вскочил было, но тут же уселся обратно и даже ногу на ногу закинул, пытаясь придать себе независимый вид. Ухмылка продолжала кривить его губы, но левый уголок рта подрагивал, как будто его дергали за невидимую ниточку. Смотреть на эту улыбку было больнее, чем на свежую рану самого близкого на свете человека. Поэтому, прежде чем заговорить снова, Тамаре пришлось зацепиться взглядом за забавного игрушечного пони, подвешенного к светильнику под потолком.
Год Темной Лошади, будь он неладен. И просветов в ближайшее время не ожидалось, наоборот. Лошадь закусила удила и понесла – не остановишь. Чем все это закончится? Когда?
Оттого, что ответов на эти вопросы не было, Тамаре вдруг захотелось повалиться прямо на пол и разрыдаться во весь голос, однако вместо этого она тихо попросила:
– Не сердись, пожалуйста. Я не имела в виду ничего такого, честное слово.
– А вот твоих честных слов мне не нужно! – Виталий предостерегающе выставил перед собой растопыренные пятерни. – Грош им цена, твоим клятвам и заверениям! Лично я сыт ими во по сюда… по самое горло! – Он сделался бледен, словно не ребром ладони себя по кадыку чиркнул для наглядности, а опасной бритвой.
А пони крутился себе на ниточке как заведенный, и его глаза-бусинки ничего не выражали. Он ведь был игрушечным, не настоящим. Это людям выпало без конца страдать и мучить друг друга, а у него было иное предназначение.
– Послушай, – Тамара повернулась к мужу, – ты так и будешь теперь меня всю жизнь попрекать?
Виталий выпятил подбородок:
– А ты хотела, чтобы я все забыл? Как будто ничего не было?
– Было. Но прошло. Сколько можно повторять одно и то же?
– А! Не нравится слушать?
– Кому же такое понравится?
– Давай тогда я тебя по головке стану гладить, хочешь? Ты полагаешь, что именно этого заслуживаешь, да?
– А ты считаешь, что я заслуживаю смертной казни?
Как это часто случается, выяснение отношений между супругами переросло в обмен риторическими вопросами, причем на все более повышенных тонах, поскольку ответов никто, собственно говоря, и не ждал. Более важным казалось просто перекричать друг друга.
– Тебе, значит, и слова не скажи? – восклицал Виталий, распаляясь все сильнее. – Ты, значит, можешь гулять направо и налево, а я должен помалкивать в тряпочку?
– Ты же сам говорил, что меня прощаешь, разве нет? – Тамара раздраженно дула на прядь волос, упрямо падающую на ее лицо. Откинуть волосы руками не приходило ей в голову. – Или тебе теперь со мной жить тошно? – вопрошала она звенящим от напряжения голосом. – Может быть, ты вообще надумал со мной развестись?
– Что, невтерпеж? Не сидится дома, не сидится? Понравилось любовь крутить?
– Какая любовь, какая любовь? Если разок промашка вышла, так мне что же, вешаться теперь?
– Промашка? – Виталий расхохотался как заправский Мефистофель. – А не подмашка? Мне кажется, так будет точнее.
– Послушай, выбирай выражения! Я тебе