Я чувствовал себя свиньей, и поэтому, быстро шагая от посадочной площадки по тропинке, петлящей среди кустов и деревьев, усиленно думал о Хари. Только о Хари.
В отличие от меня, Хари не была так загружена своей основной работой: две-три экскурсии в неделю по залам городского музея истории быта, где она числилась младшим специалистом, участие в составлении каталогов и описей, иногда – короткие отлучки на места проведения раскопок, куда-нибудь на землю древней Месопотамии или в глубинку Апеннинского «сапога». Я, кстати, всегда удивлялся тому, что эти парни до сих пор еще умудряются что-то находить – по-моему, вся планета уже сотни раз копана-перекопана чуть ли не до самой мантии.
Тем не менее, они копали и находили… чего не скажешь о нас, соляристах… Хотя нет, искать-то нам было нечего, все лежало буквально под носом – а вот объяснить…
Уже почти поравнявшись с первым коттеджем, я спохватился, что думаю совсем не о Хари, и, чертыхнувшись, отогнал назойливые мысли.
Да, Хари не была слишком обременена музейными делами, и именно я сыграл в этом главную роль. То, что мне удалось настоять на своем, я считал большой своей заслугой – мне нужна была жена, которая не пропадала бы, как я, от зари до зари на работе, а встречала меня в доме, меня, страшно умного исследователя, иссушившего за день свои гениальные мозги построением десятка бесплодных гипотез. «Не знаем и не узнаем», – говорили мудрые предки… Так вот, Хари вела все наше нехитрое хозяйство, любила повозиться в саду, а также посидеть в телекомнате – обязательно прямо на полу, подобрав под себя ноги; я не раз заставал ее там именно в таком положении. А еще она посещала какой-то местный женский клуб и, кроме того, довольно часто летала в Висбю проведать своих родителей. Слава Богу, они у нее были живы и здоровы, но нас почти не навещали – что-то не сложились у меня с ними отношения; по-моему, они считали, что я слишком стар дяя нее, и что вообще их единственная дочь могла бы найти и кого-нибудь получше не вылезающего из института горе-исследователя, по уши увязшего в решении проблемы, которая не может быть решена в принципе. «Игнорамус эт игнорабимус»… «Не знаем и не узнаем».
Да, родители Хари были живы, а вот мои… Отец погиб на Солярисе вместе с основоположником соляристики Гезе при взрыве симметриады в том печально известном (впрочем, лишь соляристам) «Извержении Ста Шести» на пересечении сорок второй параллели с восемьдесят девятым меридианом, а мама… Мама пережила его всего лишь на год с небольшим. Она гостила у подруги в Калате, когда там началась резня, устроенная приверженцами очередного мессии с Востока, объявившего священную войну иноверцам.
У Хари было достаточно свободного времени, и она все чаще и настойчивее заводила разговоры о ребенке, но я совершенно не мог представить себя в роли отца. Во всяком случае, пока. Мне вполне хватало Хари. Да и она, на мой взгляд, была еще слишком молода для того, чтобы самой кого-то растить и воспитывать. Я считал, что нам