дайте взглянуть на неё!
Ты ль предо мною, Перетта?
Тебе изменила надежда,
И пред тобою лежит камнем
пробитый сосуд.
Но молоко, пролиясь,
превратилось в журчащий
источник:
С ропотом льётся за край,
струйки в долину несёт.
Снова здесь вижу тебя,
животворный мой гений,
Надежда!
Так из развалины благ бьёт
возрождённый твой ток!
Михаил Александрович Дмитриев
(1796–1866)
Поэт, критик, переводчик, мемуарист. Камергер, обер-прокурор московского отделения Сената. Чиновничья карьера не приносила Дмитриеву удовлетворения, он считал, что «Отечество требует живых людей, а не бюрократов». Михаил Александрович полагал, что его литературная деятельность более значима и полезна для общества, нежели казённая служба. Среди современников были хорошо известны его сатиры, «талантливые пародии», однако стихотворные произведения Дмитриева особой популярности не имели.
Лето в столице
Всё камни!.. камни стен и
камни мостовых!
В домах защиты нет от
духоты и жара!
Деревья чахлые бульвара
Стоят, как вечный фрунт!
Под мёртвой пылью их
Не видно зелени, нет
свежести – и это,
Столица бедная, ты
называешь лето!
О! сдвинул бы на миг один
Громады зданий сих,
спирающие взоры,
И, мира вольный гражданин,
Открыл бы родины моей
поля и горы,
Гремучие ключи, тенистые
леса
И ночь, столь свежую, как
спустится роса
И напитает воздух чистый
Своею влагою живительной,
душистой.
О лето! то ли ты, как в
юности моей!
Грянь снова надо мной
тогдашнею грозою,
Прекрасною на воле, средь
полей!
Пролей дождь шумный
полосою,
И яркой, полною дугою
Ты, радуга, склонись над
радостным селом!
Пускай овраг гремит и
катится ручьём,
А завтра, солнце лишь
пригрело,
Всё снова ожило и всё
зазеленело!
Здесь солнце – духота!
Прольёт ли дождь порой —
Он смоет с крышек пыль и
мутными ручьями
Бежит в канавах мостовой;
Туман висит над головой,
И грязь, и слякоть под ногами.
Всё шумно и мертво! И
самый божий гром
Неслышно прогремит, где всё
гремит кругом,
Где всё сливается в
бесперерывном шуме —
И экипажей стук, и
продающих крик!..
Здесь людям некогда живой
предаться думе,
И забываем здесь природы
мы язык!
Так жалкий юноша, которого
чужая,
Наёмничья, хотя искусная,
рука
Под небом чуждого
воспитывала края,
Не