Прямо в дверях комнатушки ордерок проверил часовой – молчаливый белобрысый латыш красногвардеец, кивнул резрешающе – проходи!
Ворота были длинные, мощные, – снарядом не взять – настоящие крепостные, сложенные очень надежно, по ту сторону темного, похожего на туннель, проема, также стоял красногвардеец с винтовкой, как две капли воды похожий на первого латыша стрелка, он, в свою очередь, тоже проверил ордерок, повел головою в сторону кремлевского двора.
«Можешь спросить его, в какой корпус ты хочешь пройти, он тебе укажет, – написал впоследствии Махно в своих воспоминаниях[1], – а далее, хочешь – ходи по двору и осматривай разнокалиберные пушки и ядра, к ним, допетровский и петровских времен, Царь-колокол и другие достопримечательности, о которых ты мог только слыхать, но до входа во двор Кремля ты их не видел, или же иди во дворцы-палаты.
При входе во двор Кремля я повернул влево, прямо во дворец (не помню его названия), поднялся по трапу, кажется, на второй этаж и по коридору этого этажа пошел влево, не встречая ни одного человека и лишь читая – на одних дверях: “ЦК партии” (коммунистов-большевиков), на других: “Библиотека” (не узнал, какая). А так как ни “ЦК партии”, ни “Библиотека” мне в то время не были нужны, то я прошел мимо них, не уверенный даже в том, что за дверями с этими надписями кто-либо был»[2].
Махно шел по длинному коридору и прислушивался – не зазвучат ли где за дверями голоса? Наконец он остановился около одной двери, за которой шумели, голоса доносились очень отчетливо, были они возбужденными, громкими – люди, сидевшие в этом кабинете, спорили.
Недолго думая, Махно толкнул дверь, но потом, что называется, на лету перехватил ее, закрыл: а вдруг он помешает спорящим, окажется лишним, и тогда плакало его бесплатное – может быть, даже кремлевское жилье.
Он повернул назад, вновь двинулся по длинному, застеленному старой ковровой дорожкой коридору. Дошел до двери, на которой было написано «ЦК партии», аккуратно постучал.
Услышал глуховатый, словно бы прихлопнутый тяжелой доской голос:
– Войдите!
Махно вошел. В просторном, заваленном бумагами кабинете сидели три человека: Загорский, которого Махно видел не далее, чем позавчера, на одном из большевистских митингов – попал туда случайно, хотя было ему очень интересно (Загорский очень темпераментно и громко выступал на митинге), Бухарин – человек с жиденькими волосами, словно бы приклеенными к темени, и человек, очень похожий на Свердлова, то снимавший с носа пенсне, то надевавший его обратно – «окуляры» ему не так давно отремонтировали, сделали сжим слишком жестким, и он никак не мог привыкнуть к нему, переносица у него была красной. Но это был, как потом выяснилось, не Свердлов.
Все трое подняли головы,