– Если вы прикажете мне встать по стойке «смирно», – тихо произнес он, – я встану и вытяну руки по швам. Но мне было предложено сесть, и я сижу. Если я в чем-то провинился, то так и скажите. Но предупреждаю: глотать архивную пыль я не согласен. Кабинетный работник из меня никудышный, товарищ полковник.
Роднин резко подался вперед, словно собираясь боднуть упрямца.
– Это совпадает с моим мнением, – проговорил он обманчиво мягким голосом.
Несмотря на то, что время близилось к полудню, за окном заметно потемнело. В это было трудно поверить, но погода продолжала ухудшаться. Роднин включил настольную лампу, встал, надел просохший пиджак и принялся старательно застегивать пуговицы, словно не было для него занятия более важного и ответственного.
Бондарь, внутренне похолодев от предчувствия беды, напомнил:
– Вы собирались сказать мне что-то неприятное, товарищ полковник.
Прежде чем ответить, Роднин опустился в кресло, поерзал, усаживаясь поудобнее, и только потом соизволил разжать губы.
– Совершенно верно, – подтвердил он с кислой миной. – Я считаю, что хватит тебе в управлении отсиживаться, капитан. Пора проветриться на свежем воздухе.
– Вы о чем? – не поверил своим ушам Бондарь.
– Разве я не ясно выражаюсь? – Довольный произведенным эффектом, Роднин не удержался от ухмылки. – Понимаю, что ты предпочел бы торчать в Москве, но, увы, покой нам только снится. Завтра утром отправляешься в командировку. Вот так, и никаких гвоздей!
– Василий Степанович!..
– Возражения не принимаются, товарищ капитан.
– Какие могут быть возражения? – воскликнул Бондарь, проявляя необычное для него оживление.
– Вот именно, – строго произнес Роднин, продолжая наслаждаться ситуацией. Видеть искреннюю радость на лице Бондаря было все равно что стать свидетелем проявлений нежных чувств матерого волка.
– А я, признаться, думал… – Не договорив, Бондарь покачал головой.
– Что? – поднял брови Роднин.
– Что вы решили отстранить меня от оперативной работы.
– Понадобится – отстраню, не сомневайся.
– Спасибо, товарищ полковник, – с чувством сказал Бондарь.
– За что спасибо? – притворно удивился Роднин. – За то, что отстраню от работы?
– За доверие.
– Ну, доверие еще оправдать нужно.
– Оправдаем!
– Поживем – увидим. Для начала ответь мне на такой вопрос: три тысячи шестьсот тонн – это много или мало?
– Три тыщи шестьсот тонн чего? – насторожился Бондарь.
– Скажем, опиума-сырца, – сказал Роднин, скрестив руки на груди, отчего лацканы его узковатого пиджака некрасиво покоробились.
Если бы он знал, что таким образом выставляет напоказ разводы соли под рукавами, он не стал бы принимать такую рискованную позу, но