– Это что значит, по-твоему, Илья?
– Это может значить, что преступник был в курсе ее передвижений. Он мог быть знаком с ней. – Полные щеки Самохина порозовели от удовольствия. – И он ее там караулил.
– Он мог быть с ней и не знаком, – отреагировал тут же Воронов. – Мог просто за ней наблюдать долгое время. И знал о ее привычках.
– Скорее, так и есть, – согласился полковник и отдал Самохину его план. – Все предыдущие жертвы никак не связаны между собой. Вообще никак. Ни общих знакомых, ни родственников, ни знакомых знакомых. Не ходили в одну поликлинику, не ездили в одни и те же лагеря. Жили далеко друг от друга, учились и работали все в разных местах. В магазинах бывали разных. Это о чем нам говорит, Володя?
– Выбор жертв случаен, товарищ полковник. Он просто натыкается на кого-то взглядом, начинает наблюдать, выбирает удобный момент. И убивает.
– Его психологический портрет готов?
– Готов, – с тяжелым вздохом ответил Воронов.
Полковник понял, почему тот вздыхает. Не очень-то Воронов доверял психологам. На его памяти они ошибались не раз и не два. Вот и сейчас он считал, что предположение, мол, у убийцы, помимо проблем с потенцией, имеется какое-то физическое увечье, вполне может оказаться ошибочным.
– Он вообще, товарищ полковник, может быть красавцем. Без изъянов! Жертвы могли с ним сами пойти, потому что он им нравился. И насиловал он их не посторонними предметами, как предполагают эксперты. Он просто очень осторожный, поэтому и не оставляет ничего после себя. Ни единой нитки, ни слюны, ни пота.
– А зачем тогда такому красавцу все это? – возмутился Самохин и машинально поджал толстый живот, упершийся в стол. – Если он без изъянов? Он же урод! Урод конкретный!
– Когда я говорил об отсутствии изъянов, я имел в виду физические данные, коллега, – посуровел Воронов. – То, что мозги у него набекрень, это сто процентов. Но вот что касается внешности и всего остального – у меня сомнения.
– А как бы ты описал его, Воронов? Ты же у нас первоклассный психопат! – оскалил мелкие зубы Самохин, вроде улыбаясь. И тут же фальшиво перепугался: – Ой, перепутал! Хотел сказать – психолог!
В кабинете стало тихо. Все сразу вспомнили прошлогодний случай, когда Воронов, не совладав с нервами, выбил зуб отчиму маленькой девочки, которую тот день за днем совращал в отсутствие матери. Великих трудов стоило полковнику замять скандал. Воронову пришлось посещать специалистов, чтобы его не отстранили от работы. Вот тогда-то он и воспылал нелюбовью ко всем мозгоправам сразу.
– Никто не может прочесть мои мысли! Никто! – возмущался он, сидя за бутылкой водки с другом Никитой Сизовым, лучшим криминалистом всех времен и народов, по мнению Воронова. – Да, могут по моим привычкам и манере одеваться или говорить составить какое-то представление обо мне. Но!..
– Что? – Никита смотрел как завороженный: всегда считал Воронова самым умным опером.
– Но я ведь