– Товарищ полковник, разрешите не согласиться с вами. Мы не бежали в часть прятаться. Мы просто вернулись к себе домой. Это ведь наш родной дом!
– Складные песни поешь. Может, на «Евровидение» поедешь? – усмехнулся командир части. – Вот ты говоришь, дом родной. А, ввалив менту, ты побежал бы домой, папу-маму подставлять? Я почему-то сильно в этом сомневаюсь. Хотя, может быть, ты в подростковом возрасте так и делал. Где-нибудь на стороне бедокурил. А потом дома за мамочкиной юбкой прятался.
– Никак нет, – вспыхнул сержант. – Я такими вещами никогда не занимался. Да и если бы за мною числились такие грешки, вы бы первым об этом знали. Вы прекрасно знаете мою биографию. Не один раз изучали мое личное дело. Если что-то когда-нибудь и было, то только ради восстановления справедливости.
– То, что ты любитель восстанавливать справедливость, я знаю, – покивал головой Хорошев. – Но ты мне объясни, зачем было задираться с этим лейтехой? Что он такого тебе и твоему другу сделал? Вы же и его самого, и его напарников отметелили будь здоров! Неужели все это было по делу? Мне сдается, что у вас просто кулаки чесались. Сходили бы в наш спортивный зал. Груши бы поколотили. И вам бы разминка была, и мне бы сейчас никто мозги не пудрил.
– Ничего у нас не чесалось, товарищ полковник. Мы отметелили этих уродов по делу, – без лишних комментариев сказал Локис.
Эта краткость не вполне устроила командира. Он чувствовал, что за ней кроется недосказанность. Полковник включил свой сверлящий взгляд, обратил его на прапорщика и спросил:
– А что ты все время молчишь, Александр? Почему ты не остановил младшего по званию от опрометчивого поступка?
– Так ведь не было никакого опрометчивого поступка, товарищ полковник, – ничуть не стушевался коротко стриженный. – Эти гаврики сами нарвались. Я пытался с самого начала не допустить крайности. Но они показались очень уж подозрительными. Документов не предъявили. Сразу стали нам угрожать. Память нашего погибшего друга осквернили. Мне вообще показалось, что это оборотни в погонах. Поэтому, когда они начали дергаться, я не мог просто стоять и смотреть на то, как меня пытаются избить.
– Но три милиционера утверждают, что драку затеяли вы! И сейчас все контролирующие ведомства готовы мне противотанковый еж под череп загнать. И все как один повторяют, как я мог такое допустить.
– Товарищ полковник, мы с Галчей… – попытался объясниться Володя.
– С кем? – нарочито сурово переспросил Герман Федорович.
– С прапорщиком Галченковым, – поправился сержант, – отстаивали честь ВДВ и погибшего товарища. Вы вправе нас наказать за это. Но только, пожалуйста, не упрекайте. Если бы мы этого не сделали, то не могли бы и дальше называть себя десантниками.
Командир посмотрел на него долгим взглядом. На этот раз в его взгляде читалось уважение и настоящая отеческая любовь.
– Эх, вы,