– Когда ты говоришь «избавиться от соперницы», то имеешь в виду…
Продолжая жевать хлеб (прошлый кусочек пошёл ко дну, но у Рича всегда в запасе имелся ещё один), пекарь усмехнулся. Из его носа вылетела зелёная, склизкая сопля, которую он вытер рукой. Рукой, которой потом оторвал хлеб и предложил Хильде.
– Хочешь? – она брезгливо покачала головой. – Имею в виду то, что ты услышала. Её Величество посчитала тебя опасной для королевства, поэтому отдала приказ избавиться от тебя таким своеобразным способом. Король, старый грешник, да простят меня Боги, говорят, положил на тебя глаз и уже подумывал о том, как воспользоваться твоим телом. Ты же рабыня, на любовь с тобой разрешения не нужно. Королева спасла тебя. Относительно гуманным способом.
– Гуманным, да.
– Тебе просто могли перерезать горло, а так у тебя хотя бы есть шанс на спасение.
– Только в том случае, если ты перережешь горло Ричу и отправишься на южные земли, как я тебе сказал.
Если бы не язвительное высказывание Грендэна, у них с Хильдой был бы шанс попрощаться подольше. Но на этот раз пекарь был непреклонен: никаких пары минут. И если девушка в сию секунду не сядет в лодку, юноша отправится в замок и нажалуется на мятежника стражникам. Думаю, не стоит объяснять, какой сюрприз ждал бы Грендэна по возвращению домой. Палки и стальные ремни, а таких у короля было больше сотни, оставляют на спинах рабов кровавые ссадины, которые не всегда потом исчезают. Для некоторых, особо непослушных, они становятся напоминанием о том, что правитель вершит судьбы людей наравне с Богами. У приятеля Хильды несколько таких отметин уже имелось; и если он не прекратит буйствовать, то ему вытащат лёгкие через надрезы на спине. Поверьте, это не выдумка и не пустые слова. И Грендэн сам об этом прекрасно знает.
– Сохранишь его?
Солнце. Едва заметное, тёплое солнце поднималось над горизонтом, посылая свои лучи всем жителям Эндельстана от бескрайних северных земель до границ столицы. Камень на сломанном браслете переливался теми же разнообразными цветами, что и камни на украшении Рича, который с рождения был свободен.
– Сохраню.
Хильда коснулась пальцев Грендэна.
– Я знаю, что однажды ты мне его передашь. Я чувствую, что мы с тобой ещё увидимся, мятежник.
Рич что-то бормотал себе под нос и надувал щёки. Он мог кричать что угодно, однако, пойти и нажаловаться на юношу пекарь всё равно не осмелился бы. В душе мальчик был добрым и жалостливым человеком (постоянно пытался подкормить заблудшего котёнка хлебом, но странный зверь отказывался и от корок, и от мякиша). Мальчик… Почему я всё время называю Рича мальчиком? Ему шла уже четырнадцатая осень! Но я опять отвлеклась.
Юнцу (вот, хорошее слово подобрала) было жаль и Хильду, и Грендэна. Он-то понимал, что девушка так только успокаивает себя, и единственное место, где она сможет встретиться