что Остерман был на аудиенции у императрицы и вел разговор о регентстве 6 октября, сказано в записках самого Бирона: «Остерман… отправился к Ее величеству, говорил с ней без свидетелей и передал ей Акт». После этого Остерман, по словам герцога, появился во дворце во второй раз, уже незадолго до смерти государыни, чтобы присутствовать при подписании Определения.[117] О том, что Остерман был тогда у императрицы, писали и оба Миниха – отец и сын. В манифесте о винах Бирона от 14 апреля 1741 года на основе показаний Бестужева сказано, что будто бы некие клевреты герцога утверждали, что Анна Иоанновна не объявила Бирона регентом «для того, что наш генерал-адмирал (таким стал чин вице-канцлера при правительнице Анне Леопольдовне. – Е. А.) граф Остерман надлежащим образом Ее величеству о том тогда не докладывал, в чем оные и вину положили на него одного».[118] Тем самым получается, что Остерман, якобы умышленно «плохо доложивший» умирающей государыне суть дела, добился того, что она не подписала Определение о регентстве в пользу Бирона. Но тут, справедливости ради, отметим, что Остерман действительно не лез из кожи вон, чтобы убедить государыню сделать Бирона регентом, – ведь он видел, что Анне Иоанновне вся эта затея фаворита не очень нравилась. Но для нас важно другое – из этого, даже исправленного в угоду Остерману, текста следует, что Остерман все-таки участвовал в «затейке Бирона» на самом важном ее этапе и от него многое зависело в деле провозглашения Бирона регентом. Как бы то ни было, после разговора Остермана с императрицей стало ясно, что она не намерена подписывать Акт, так как положила бумагу под подушку. Остерман вышел от Анны Иоанновны и объявил собравшимся, «что Ея величество сочиненное от них Определение выслушать, потом к себе взять и оставить изволила».[119] Это полностью разбивает ту трогательную картину, которую нарисовал в своих записках Бирон: «В минуту входа моего к государыне она держала акт в руках и готовилась подписать его. Я умолял императрицу не делать этого, представляя, что отказ Ее величества утвердить акт почту полным вознаграждением за все мои службы и услуги. Государыня взяла бумагу и положила ее себе под изголовье. Все нетерпеливо желали знать, подписан ли акт, но узнали, что нет. И хотя в течение следующих дней императрица несколько раз была готова исполнить желание министров, но я, несмотря на продолжительные настояния Ее величества, отклонял ее от такого исполнения». Верить Бирону, что это он сам уговорил государыню не подписывать бумагу, не стоит. Кстати, в вышеприведенном отрывке записок Бирон случайно проговаривается о том, что попытки добиться подписи он (или его люди) возобновлял неоднократно: «И хотя в течение следующих дней императрица несколько раз была готова исполнить желание министров…» О том же, в сущности, идет речь в деле Бирона 1741 года: «А по собственному его герцогскому частному объявлению Ея императорское величество сама ему неоднократно в принятии регентства отсоветовала».
