Ивейн посмотрел сначала направо, потом налево, потом оглянулся назад и вопросительно ткнул себя в грудь пальцем.
– Да, ты, – ответил Линдеман.
– Ты же сказал, что он выбирает только взрослых, – прошептал Ивейн.
– Значит, я был неправ.
Мальчик почувствовал, как кровь прилила к его лицу. Сердце застучало. Двое других детей уже пробирались к подмосткам. Линдеман глядел на него, не отрываясь.
– Хочешь, сиди, – бросил Артур. – Приказать тебе он не может.
Ивейн медленно встал и огляделся по сторонам. Взгляд каждого зрителя в этом зале, во всем этом театре, был направлен на него. Нет, Артур и тут неправ: отказываться неуместно. В конце концов, это сеанс гипноза, и если уж ты на него пришел, то придется поучаствовать. Он слышал, что отец бормочет ему что-то еще, но разобрать, что, он не мог, так громко колотилось его сердце, да и ноги уже несли его вперед. Он протиснулся мимо коленей соседей по ряду и направился по проходу к сцене.
До чего же там, наверху, было светло! Софиты оказались ярче, чем он думал, а очертания людей в зале казались условными. Трое взрослых лежали без движения, никто не шелохнулся, и создавалось впечатление, будто они даже и не дышали. Ивейн обратил взор в темноту, но отца с братьями не разглядел. Очутившись перед ним, Линдеман опустился на колени, осторожно, словно тот был хрупким предметом мебели, отодвинул его на шаг назад и взглянул ему прямо в лицо.
– Мы справимся, – негромко произнес гипнотизер.
Вблизи он выглядел старше. В уголках глаз и губ Линдемана проглядывали морщины, грим был наложен небрежно. Если бы кто-то рисовал его портрет, то его внимание в основном сосредоточилось бы на глубоко посаженных глазах – глазах беспокойных, трудноразличимых за стеклами очков; по всей вероятности, то, что гипнотизеры пристально смотрят подопытным в глаза, заставляя раствориться в их взгляде, было всего лишь мифом. Кроме того, от него пахло мятой.
– Как тебя зовут? – спросил артист уже несколько громче.
Сглотнув, мальчик ответил.
– Расслабься, Ивейн, – произнес Линдеман, повысив голос так, чтобы его услышали зрители в первых рядах. – Сложи руки. Скрести пальцы.
Ивейн повиновался, думая, как это вообще возможно – расслабиться, стоя на сцене перед такой толпой народа. Наверняка гипнотизер говорил не всерьез, а просто пытался сбить его с толку, чтобы он не мог сосредоточиться.
– Вот так, хорошо, – обратился Линдеман уже ко всем троим стоящим на сцене детям, так, чтобы его слышали все зрители. – Успокойтесь, расслабьтесь!