Чтобы не напороться на маньчжуров, Фан старался избегать наезженных дорог. Их путь постоянно пролегал то через горы и леса, то через заливные луга, а то и болота. Гуськом идти всегда легче, но азиат попросил казаков не идти строем. Служивых это удивило, но только не Федора, знавшего подобные уловки хунхузов – китайских воров, промышлявших грабежами. Двигаясь вразброд, они как раз заметали свои следы, иначе образуется тропинка, которая приведет любого врага к лесным жилищам азиатов. Этот же манер был в ходу у маньчжуров, монголов и крымских татар, совершавших набеги на Русь.
– Ты бандит? – спросил Федор у китайца.
– Нет! – замотал тот головой: мол, он не хунхуз, а просто знает их повадки.
Фан боялся, что какой-нибудь летучий маньчжурский отряд случайно заметит свежую тропу и пустится за ними в погоню, а азиат не хотел умирать, ведь в родном поселении его ждали жена и целая куча детишек. Маньчжуры же обязательно его убьют, если узнают о его найме к русским проводником. Тут и без того жизнь Фана висит на волоске, так как маньчжурский император в своем высочайшем указе запретил китайцам селиться к северу от Великой Китайской стены, но те часто нарушали этот указ, с незамедлительной и неминуемой расплатой. Застигнутые врасплох маньчжурскими воинами, китайцы гибли от ударов острых мечей и ядовитых стрел, а на месте их жилищ оставались пепелища.
…Девственная пустыня. Казалось, в этот мир еще ни разу не ступала нога человека, настолько здесь все было свежо и первобытно. Середина сентября, Марфино лето, но природу еще не тронула осенняя седина. Все так же радуют глаз высокие буйные травы, и зеленая осока вокруг озер, и темно-изумрудные барашковые вершины высоких сопок. Хорошо и привольно на душе! Но даже при столь благостном расположении духа глаз казака постоянно блуждал по сторонам, пытаясь углядеть признаки внезапной беды, а его острый слух улавливал каждый посторонний звук.
На пятый день пути, миновав череду перелесков и обойдя стороной бескрайнюю болотную топь, казаки оказались в долине, окруженной с двух сторон высокими горными хребтами.
Вся она до горизонта была покрыта зарослями гаоляна. Опарин знал о большом значении этого злака для китайцев, как для русского пшеница или рожь. Его зерно они перерабатывали в крупу, в муку и спирт, а из соломы делали циновки. Ею же крыли крыши жилищ. Кроме того, гаолян шел на корм скоту. «Чудеса! – дивился Федор. – На носу зима, а урожай до сих пор не убран. Некому заняться?»
Вскоре все прояснилось. Когда казакам удалось выбраться из густых гаоляновых зарослей, их глазам открылась страшная картина. У края поля на взгорке, жалостливо постреливая и источая едкий дымок, догорали угли – остатки от трех десятков бывших деревенских фанз. Здесь же валялись обезображенные трупы людей.
– Маньчжуры!..