Занимаясь этим трудоемким упражнением, почувствуйте некое скольжение красоты. Это уже неплохо – эта репрезентация существования, это поистине существование на улице; необходимо вообразить Спинозу прогуливающимся, и он по сути переживает существование как эту разновидность непрерывного варьирования: по мере того, как одна идея в нем заменяет другую, я непрестанно перехожу от одной степени совершенства к другой, даже мельчайшей; и как раз эта разновидность мелодической линии непрерывной вариации определяет аффект (affectus) сразу и в его соотношении с идеями, и в его природном отличии от идей. Наше дело – учитывать это природное различие и это соотношение. Дело ваше – сказать, подходят ли они вам или нет.
Все мы придерживаемся более солидного определения affectus’а: affectus у Спинозы – это вариация (это он глаголет моими устами: он не сказал этого, так как умер слишком молодым…), это непрерывное варьирование силы существования в той мере, в какой это варьирование определено идеями, которые у нас есть. Коль скоро это так, в одном очень важном тексте части III, который озаглавлен «Общее определение affectus’а»[3], Спиноза говорит нам: «Прежде всего, не думайте, что affectus в том виде, как я его замыслил, зависит от какого-то сравнения идей». Он имеет в виду, что сколько бы идея ни первенствовала по отношению к аффекту, идея и аффект суть две вещи, различающиеся по природе: аффект не сводится к интеллектуальному сравнению идей, аффект складывается из переживаемого или пережитого перехода от одной степени совершенства на другую – в той степени, в какой этот переход определяется идеями; но сам идеей не является, а является аффектом.
Когда я перехожу от идеи Пьера к идее Поля, я говорю, что моя способность действовать возросла; когда я перехожу от идеи Поля к идее Пьера, я говорю, что моя способность действовать убыла. Иными словами, когда я вижу Пьера, меня охватывает аффект печали; когда я вижу Поля, меня охватывает аффект радости. И на этой мелодической линии непрерывной вариации Спиноза назначает два полюса, «радость – печаль», каковые являются для него основополагающими страстями, и печалью будет всякая страсть, какая угодно страсть, охватывающая убывание моей способности действовать, а радостью будет всякая страсть, охватывающая возрастание моей способности действовать.
Вот это позволит Спинозе взглянуть, например, на весьма основополагающую моральную и политическую проблему, и это будет его собственным способом ставить политическую проблему: как же так происходит, что властвующие в какой угодно области имеют необходимость передавать нам печальные аффекты? Печальные страсти как необходимые… Внушать печальные страсти необходимо для проявления власти. И Спиноза, в «Богословско-политическом трактате»[4], говорит, что такова глубинная связь между деспотом и священником: у них есть необходимость внушать печаль подданным. Здесь вы поймите как следует, что печаль Спиноза берет