Потом я уселась на первую ступеньку узенькой лестницы в конце коридора.
Он опустился на колени.
Мне то и дело казалось, что кто-то идет, я застывала и вздрагивала всякий раз, когда капля дождя стукала в оконное стекло.
– Да никого там нет, – сказал мой нетерпеливый поклонник.
– Вам хорошо говорить, сударь. Если кто-нибудь придет, вам только лишняя слава, а я тогда пропала.
Я запрокинула голову и взглянула на него сквозь ресницы.
– Пропали? Со мной? – переспросил он, не понимая, что я имею в виду. – Но я вас так почитаю и так люблю! Со мною вы в безопасности.
Услышав столь «благородные речи», я протянула ему руку. <…>
Мы оба были как во сне… так вот она, думала я, одна из тех минут, когда человек счастлив, когда любишь другого человека… это всерьез? И мне все время казалось, что он сейчас расхохочется, такой он был серьезный и ласковый. Его глаза так сверкали, что под их взглядом я потупилась.
– Губы, – страстным шепотом воскликнул он, – дайте мне ваши губы!
Я и не подумала ослушаться и вытянула шею, чтобы достать до его рта…
Правду говорят, что поцелуй в губы… Запрокинув голову, зажмурив глаза, уронив руки, я не могла от него оторваться…
– Ох, – сказала я в конце концов, – вы говорите, ничего…
– Уже не говорю. Но погодите, мы опять забыли поговорить, давайте будем серьезны и поговорим о наших делах.
– Да, поговорим.
– Прежде всего, как нам быть – вы завтра уезжаете? Не уезжайте…
– Невозможно: тетя… <…> Она добрая, но она не согласится. Так что… прощайте навсегда…
– Нет, нет, я приеду в Ниццу.
– Когда?
<…>
Мы пустились в обычные банальности влюбленных – банальности, которые бывают божественны, если любишь по-настоящему.
– Ах, право слово, – говорил он, – как прекрасно будет прожить жизнь вместе… Да, прожить жизнь вместе с вами, всегда вместе, у ваших ног… обожая вас… Мы состаримся оба, станем седые, дряхлые, но по-прежнему будем любить друг друга. Да, да, да, дорогая!..
Из осторожности я держала его за обе руки и напоминала ему, что нужно вести себя хорошо.
– Да, да, моя… моя дорогая, – говорил он и не находил других слов, и эти, такие пошлые, в его устах звучали с невыразимой лаской. Он смотрел на меня, молитвенно сложив руки на груди. <…>
– Как я вас люблю! Как вы прекрасны! Как мы будем счастливы!
Вместо ответа я обхватила его голову руками и поцеловала его в лоб, в глаза, в волосы.
Я это сделала больше для него, чем для себя.
– Мари! Мари! – закричала сверху тетя.
– Что такое? – спросила я спокойным голосом, просунув голову в дверцу, ведущую на второй этаж, чтобы казалось, что голос идет из моей комнаты.
– Уже два часа. Спать пора.
– Я сплю.
– Ты разделась?
– Да. Позвольте мне дописать.
– Ложись.
– Ложусь, ложусь.
Я спустилась и обнаружила, что на нашем месте никого нет: бедняга спрятался под лестницей.
– Теперь, –