Петербургские тени. Александр Ласкин

в участников. Конечно, главным лицом был папа. Он распоряжался подарками и приглашением гостей. Особенно тщательно готовился к Новому году. Под его двухметровым письменным столом стояла большая коробка от самого первого нашего пылесоса. Технику папа обожал. У нас раньше чем у всех появились пылесос, холодильник, всякие кофеварки, соковыжималки. Он их покупал не в магазине, а еще на выставке. На коробке его рукой было написано: «Новогодние подарки чадам и домочадцам». Коробка заполнялась на протяжении всего года и в нее никто не смел заглядывать.

      АЛ: А какие-нибудь самые замечательные подарки помните?

      ЗТ: Все подарки были со значением, сопровождались стишками и песенками. Стол накрывался особым образом. На каждой тарелке – салфетка с приколотым мадригалом и именем адресата. Прежде чем поднять салфетку и обнаружить подарок, надо было прочесть мадригал. Вот, например, посвящение архитектору Игорю Ивановичу Фомину. Сыну, кстати говоря, Ивана Александровича Фомина, которого считают создателем русского неоклассицизма.

      Фомин, сын Фомина другого,

      везде прославлен, вознесен,

      хотя и вопреки Пруткову

      не только куры строил он.

      Имелось в виду, что Игорь Иванович превосходно умел не только ухаживать за дамами, но и проектировать здания.

      Слева направо: Александр Ласкин, Зоя Борисовна Томашевская, Марина Ласкина. 31 декабря 2005 года

      АЛ: Еще это отсылка к эпиграмме любимого Борисом Викторовичем Пруткова:

      Раз архитектор с птичницей спознался.

      И что ж? – в их детище смешались две натуры:

      Сын архитектора – он строить покушался,

      Потомок птичницы – он строил только «куры».

      ЗТ: На тарелке лежал двухметровый рулон: папа наклеил фотографии женщин всех возрастов, вырезанные из газет и журналов. Была тут даже Мамлакат: Сталина с этого снимка папа отстриг, а ее оставил… Игоря Ивановича давно нет, а эта бумажная лента и сейчас на стене в его кабинете… Как-то мой брат Коля и его жена Катя решили не приезжать на Новый год – Катя училась в ГИТИСе и готовилась к экзамену по философии. Потом они все же не выдержали и явились к самому Новому году. Папе пришлось срочно что-то придумывать. Коля получил коробку сигарет с таким комментарием: «Дым столетий, конечно, не табачный дым». Кате совсем не повезло. К салфетке был приколот стишок:

      Мы в философии, увы, ни ме, ни бе

      не понимали,

      а потому и вещь в себе,

      хоть силились, но не видали.

      Вот эту вещь тебе дарим,

      а потому ее не зрим.

      Как понимаете, под салфеткой ничего не было… Участвовали в наших праздниках и литературные гости. Приезжал любимый папин друг Реформатский. Григорий Осипович Винокур. Тут папа просто воспарял. Они писали друг другу целые поэмы. У них между собой это называлось: «остриться».

      АЛ: Видите, «остриться»! А ведь такого слова в русском языке нет. Но если иметь в виду упомянутое нами «остранение», то есть.

      ЗТ: В стихах