– Сударь, – напомнил молоденький светловолосый фрошер, – вас ждет маршал.
– Хорошо, – буркнул Фельсенбург, пытаясь подавить жажду убийства. – Идемте. Господа, прошу простить… мою горячность.
– А славненько вы его, – одобрил «фульгат» постарше, затягивая ремни. – Теперь ему только кашу и жрать.
– Я б таких вешал! – со злостью бросил Руперт. Теперь он видел, и теперь он понял, как это бывает. Светловолосый парнишка что-то усиленно объяснял, а лейтенант думал о старике Марге и его семейке. Бывшие прихвостни Фридриха годами мечтали урвать кусок побольше, но опасались бросить на весы всё… Они больше не боятся за свою шкуру, а Создателя они не боялись никогда. И еще они ненавидели: бесноватый фрошер – Савиньяков, Марге – кесарскую фамилию, Штарквиндов, Фельсенбургов, всех, кто выше, удачливей, смелее. Страх и ненависть уравновешивали друг друга, теперь одна чаша весов опустела.
– Проэмперадор Севера и Северо-Запада квартирует в этом доме, – напомнил о своем существовании провожатый, и Руппи понял, что ведет себя как полный невежа.
– Нас друг другу не представили, – лейтенант постарался, чтобы его голос звучал как можно беспечней, – но в нынешних условиях это излишняя роскошь. Вы меня знаете, я вас нет.
– Герард, – улыбнулся фрошер. – Если потребуется, теньент Кальперадо. Вы путешествовали с моей сестрой, она о вас очень высокого мнения.
– Я польщен, – совершенно искренне сказал Руппи, и лежавшая на душе тяжелая ненависть отпустила, словно утопленника багром отпихнули. – Вы не будете возражать, если я продолжу знакомство?
– Разумеется, нет! Селина скоро вернется, она… Ее пригласили бергеры по крайне важному делу, а я не смог ее сопровождать.
Что за важные дела с бергерами могли быть у разъезжающей в мужском платье красавицы, и почему ее жизнерадостный брат находит это естественным, Руппи выяснить не успел. Они миновали дежурных «фульгатов», и Герард распахнул дверь, за которой предположительно был Савиньяк. Однако увидел Руперт корнета Понси. Красный, как сам закат, и не столько недовольный, сколько растерянный, он смотрел мимо лейтенанта. Понять, куда именно, мешала дверь, которую придерживал Герард.
– Корнет, – раздалось из комнаты, – для поэта вы подбираете оскорбления просто отвратительно. Допустимо назвать неприятного вам человека негодяем, а даму – куртизанкой и исчадием порока. Это, даже будучи недоказуемым, произведет некоторое впечатление, хотя бы за счет экспрессии. Но назвав того, кто оставил вас в дураках, глупцом, а несомненную красавицу – дурнушкой, вы расписываетесь в собственной несостоятельности. Сейчас вы меня ненавидите, попробуйте выразить свои чувства словами. Господин Фельсенбург, не стойте в дверях, вы загораживаете дорогу поэту.
– Никоим образом, – пробормотал Руппи, пробираясь в обход Понси к окружившим стол могучим стульям.
– Я хочу в кровавый бой! –